Джеральд Даррелл - Натуралист на мушке, или групповой портрет с природой

Ним, в Провансе, задыхался от нестерпимой жары. Люди изнемогали — горячий воздух, наполняющий легкие, казалось, был не в состоянии поддерживать в них жизнь. Город, с его широкими, обсаженными деревьями бульварами и переплетением узеньких улочек, наполненных запахами свежеиспеченного хлеба, фруктов, овощей, сточных канав и кошек, плавился под лучами солнца, словно поджариваясь на медленном огне.

В центре города, напоминая очертаниями пролежавшую не одно столетие на дне морском, заросшую кораллами средневековую корону, высилась огромная римская арена. Она сверкала в ослепительных лучах солнца, а во всех ее углублениях и трещинах прятались еле живые от жары голуби. С высунутыми языками, с которых беспрерывно бежала слюна, слонялись от дерева к дереву в поисках прохлады собаки. С росших на бульварах огромных пятнистых платанов доносился неумолчный стрекот цикад. Кусочки брошенного в стаканы льда таяли на глазах. Вероятно, вы хотите знать, какая была температура? О, вполне достаточная, чтобы запечь быка в песке прямо на арене, сварить всмятку яйцо в прудах сада Фонтен или поджарить тост на любой черепичной крыше города — во всяком случае, нам так казалось. Температура в тени превышала 38 o C, а ваше тело было настолько липким от пота, что вы были противны самому себе. Однажды приблизительно по такому же поводу Сидней Смит сказал, что он с удовольствием разделся бы до костей. Теперь вы прекрасно понимаете, что он имел в виду.

В нашем доме на окраине города, где начинается сухое, как трут, плато Гарриг, затеяли ремонт — перекладывали стены, перестилали черепицу, меняли двери. Было бесполезно спорить и доказывать что-либо одуревшим от жары ничуть не меньше нас каменщикам, плотникам и водопроводчикам. Именно в это время пришло известие о том, что все контракты наконец подписаны и нужно немедленно приступать к съемкам фильма «Натуралист-любитель». Фильм первый мы решили посвятить многочисленным обитателям скалистых и равнинных морских побережий, где каждый житель имеет четко определенные границы обитания.

Говорят, разнообразие полезно. Что ж, нам представилась прекрасная возможность проверить это на практике. Оставив позади залитый солнцем Ним с гортанным провансальским говором, мы перенеслись в самую северную часть Великобритании на остров Анст, входящий в группу Шетлендских островов, где воздух был нежным и теплым, как парное молоко, а звуки речи приглушенными, словно жужжание шмеля.

После обычной неописуемой предотъездной суеты, вызванной вмешательством агентов бюро путешествий, мы в конце концов оказались в самолете, летящем над полотном пастельно-зеленых тонов, и вскоре приземлились на черном, покрытом гудроном летном поле аэропорта в Абердине. Здесь произошла встреча с нашей съемочной группой. Оператор Крис, невысокий бородатый крепыш, в котором с первого взгляда угадывался мастер своего дела, напоминал милого и доброго гнома из старой детской сказки. Звукооператор Брайан, элегантный мужчина с темными вьющимися волосами, больше походил на директора банка в Пендже или Сербитоне, чем на любителя часами неподвижно лежать в кустах, ловя малейшие шорохи и звуки. Но кто совершенно меня сразил, так это помощник оператора, очаровательный парнишка по имени Дэвид. Когда он возник в дверях зала ожидания, мне показалось, что он страдает тяжелой формой нервного заболевания, чем-то вроде пляски святого Вита. Пока я размышлял о том, как, несмотря на это заболевание, его включили в съемочную группу, он подошел поближе и я обнаружил, что он просто пританцовывает под какую-то дикарскую музыку своего портативного магнитофона. Мое к нему сострадание тут же пропало.

Абердин — уютный, чистенький городок со строгими фасадами домов, низко надвинутыми крышами из серого шифера, напоминающими прически в стиле «битлз», и улицами, обсаженными разноцветными розами с огромными шелковистыми лепестками, радующими взор и обоняние. Нам повезло, что благодаря каким-то непредвиденным сложностям мы вынуждены были вылететь из Абердина в Леруик, самую южную часть острова, а потом добираться до Анста на микроавтобусе, по пути дважды переправляясь на пароме.

Первое, что нас ошеломило, это цвета — до того нежные, что, казалось, каждый оттенок зеленого и коричневого был сначала как бы разбавлен, а потом смягчен с помощью мела; низкие облака были точно такой же серой и бледно-кофейной окраски, что и развешенная повсюду на заборах и живой изгороди овечья шерсть. Невысокие округлые холмы мягких, сливочно-изумрудных оттенков переходили в шоколадно-лиловые в тех местах, где рос вереск. Обочины дорог были сплошь лимонно-желтыми от лютиков и одуванчиков; лишь изредка золотую гармонию нарушал ярко-фиолетовый вербейник. В сырых низинах цвели золотистые ирисы, вздымаясь, словно знамена, среди войска торчавших прямо из земли узких зеленых сабель-листьев. Этот уголок чем-то напомнил мне Новую Зеландию с ее волнистым рельефом, пустынными дорогами и чувством одиночества на краю света. В некоторых местах вереск был срезан и из земли вынуты аккуратные кирпичики темного и жирного, словно сливовый пирог, торфа, лежавшие огромными беспорядочными кучами рядом с крошечными фермами. Наконец мы добрались до стоявшего на берегу моря мотеля. Но стоило нам подняться в номер, как заявился Джонатан, предусмотрительно прихвативший с собой бутылку бледно-желтого «гленморанжа» — напитка богов.