— Вот шайтан!.. Гонять его надо! Давай, Василий, стой тут, смотри. Пойдет, тогда стреляй затылок, между лопатка. А я жердь берем, — сказал Ибрагим и, закинув ружье на плечо, достал из-за опояски топор.
Он отошел в сторону, вырубил и обделал колом молодую елку, вернулся и начал этим колом пробивать мерзлую землю, чтобы просунуть жердь в берлогу и обозлить зверя. Ворчание медведя стало громче, собачий лай ожесточеннее.
— Чего там делался? Смотреть надо, — решительно заявил Ибрагим и отбросил кол в сторону.
Он взвел у ружья курки и стал осторожно обходить берлогу, чтобы заглянуть в чело. [3] Чело — входное отверстие в берлогу.
Василий, готовый к выстрелам каждую секунду, беспокойно следил за приятелем: вот он спустился, зашел стороной, заглянул...
— Э-э-э-й! Айда сюда, Василий, смотри. Вот какой ловушка медведь попал! — весело закричал Ибрагим.
Василий спустился вниз и увидел небольшое отверстие в земле, в котором временами показывалась морда медведя.
По какой-то причине зверь не мог выбраться из берлоги. Морда хищника была в крови: видимо, собаки уже не раз хватали ее зубами...
— Что теперь делать будем? — спросил Василий.
— Стрелять надо, потом земля топором рубим, зверя тащим, — сказал Ибрагим. — Айда, стреляй. Моя интерес нет такой зверь бить.
Василий прицелился в отверстие, ожидая появления медведя. Прошла минута, другая. Показалась морда зверя с полуоткрытой, пастью. Парень выстрелил... В берлоге послышался шум, и из чела потянулся какой-то парок.
— Кончал! — улыбнулся Ибрагим и, поплевав на ладони, стал разрубать топором отверстие.
От земли, смешанной с мелкими камнями, летели искры, звенел топор.
Башкир рубил с ожесточением и ворчал. Он проклинал медведя, из-за которого теперь о камни испортит свой походный топор. А когда дыру довел до нужного размера, крикнул:
— Бурзай! Ал!.. [4] Ал (баш.) — возьми.
Лайка подскочила к отверстию, понюхала и прыгнула в берлогу. Следом заскочил и Трезор. Потом послышалось рычание и возня: собаки рвали тушу.
...Когда зверя вытащили на снег, охотники удивились. Медведь оказался маленький, тощий. Вся шкура его была покрыта слоем засохшей глины. Видимо, молодой, неопытный, он залег в берлоге самостоятельно впервые. Место выбрал слабое, сырое. Осенью случилось потепление, и чело берлоги осыпалось. Затем земля промерзла. Небольшое отверстие пропустило воздух, а выйти из ловушки медведь не мог.
Ибрагим обошел зверя, чмокнул языком и с веселым смехом воскликнул:
— Арлян! Настоящий арлян!
— Как ты сказал? — спросил Василий.
— Арлян я сказал. Суслик значит.
— Суслик? — удивленно переспросил Василий. Он взглянул на злополучного медведя и вдруг тоже безобидно засмеялся.
Молодой охотник почувствовал, как с этим смехом его оставляет острая напряженность сегодняшнего дня...
В лесу закружили крупные, пушистые снежинки.
Николаю Петровичу Башилову поручили обследовать озеро Азбай. Надо было выяснить возможность зарыбления его зеркальным карпом и линем и организации стана для спортивной охоты на уток. Попутно он должен быть заготовить и тушки птиц для изготовления школам чучел. С ним попросился на озеро и сын Петя.
— Ну, что же, поедем, — не возражал отец. — Веселее будет. Только выезжать придется рано.
— Он согласен всю ночь не спать, только бы поехать, — улыбнулась мама, собиравшая мужа и сына в дорогу.
...Стоя на ногах и размеренно работая шестом, Башилов увлеченно гнал лодку к черневшему мысу. На носу, подложив под себя охапку сена, сидел Петя. Рядом лежала двустволка, большая сумка с патронами, чучела уток и другое снаряжение.
На востоке уже ширилась полоса рассвета. Ночные тени, мешаясь с туманами, бесшумно уходили, на запад. Предметы начали принимать четкие очертания.
С центрального плеса доносились крики савок, свиязей, хохлаток и морской чернети, звонкий шум гоголиных крыльев. А в зарослях рассвет приветствовали серые утки, лысухи, гагары.
Ветер шелестел мокрым от инея тростником, забивал о борт легкую зыбь.
...Но вот и мыс. Башилов повернул лодку и проехал по кромке тростников.
— Заросли плотные, значит, особой маскировки не требуется, — сказал он довольным голосом.
Выехав на чистую воду метрах в пятнадцати от тростников, Николай Петрович распустил шнурки с грузом и выставил утиные чучела. Пару гоголей поставил левее мыса, три хохлатые чернети — несколько правее, а двух чирков — поближе к зарослям. Затем загнал лодку в тростники, надломил их по направлению к чучелам и пересел на среднюю скамейку лодки, спиной к Пете. Рассветало...
Читать дальше