Анастасия Перфильева - Пять моих собак

Значит, предстояло сразу две встречи: Манюни с Прудиком и Зои с Манюней. Мы сошли, пропустив пассажиров. Даже издали было видно, какая Манюня вялая, равнодушная. Длинные уши повисли уныло, глаза не блестели, она казалась совсем больной.

Мы распеленали Прудика и пустили его вперёд одного. А сами, подав Андрейке знак, спрятались за бузиной.

Прудик бойко засеменил по тропинке. Почти сразу, ещё не видя его, Манюня вздрогнула, подняла голову. Внезапно её точно подбросила неведомая сила: захлебываясь коротким нервным лаем, она кинулась навстречу своему щенку, ближе, ближе… А Прудик, визжа, уже тыкался матери в брюхо, прыгал, дрожал. Манюня поворачивала, валяла его в траве, вылизывала. Прудик ухитрился повиснуть у матери на животе, болтая лапками, и сосал, сосал, как будто снова превратился в малыша. Зоя смотрела на обоих из-за куста, теребя косу.

Наконец мать с сыном успокоились. Тогда настала Зоина очередь.

Медленно вышла она из-за куста, зовя тихо, еле слышно:

– Машенька, Машенька…

Манюня оттолкнула Прудика. Встрепенулась. Вскочила. На её морде появилось выражение полной растерянности. Собака словно силилась вспомнить что-то очень важное.

Зоя остановилась, повторяя ласково:

– Машенька, Машенька моя…

Манюня медлила ещё мгновение. И вдруг точно вспомнила. Забыв Прудика, тяжёлой рысью устремилась она к Зое, трепеща ноздрями, принюхиваясь. И вот уже, как маленькая, как только что Прудик, упала перед девочкой на землю, взвизгивая, раскинувшись на спине радостно, виновато, преданно.

Зоя, присев, гладила, почти обнимала её…

Манюня узнала, безошибочно узнала свою первую хозяйку, хотя с того дня, как они расстались, прошло три года!

Если когда-нибудь вы услышите, что среди спаниелей встречаются злые и упрямые, – поверьте, это исключение. Как правило, у них чудесный характер.

Наша Манюня была образцом кротости.

Случалось, наступишь ей на лапу – она кинется сама просить прощения, будто провинилась. За всю жизнь Манюня ни на кого ни разу не огрызнулась. Отнять у неё во время еды кость ничего не стоило. Скажешь: «Брось!» – она послушно вильнёт хвостом и выпустит кость. А сама смотрит так печально, умоляюще. Иногда во дворе Манюня откапывала под снегом завалящую корку или хрящик, может быть ею же самой зарытый ещё летом. Почему-то эти дворовые дары были особенно любимыми. Тотчас устремлялась она к крыльцу, бережно неся в зубах находку. Крикнешь: «Фу, как не стыдно, неужели голодная?» – стыдливо и покорно выронит она хрящик, но идёт домой, оглядываясь, грустная. Кстати: любую вкусную еду – колбасу, сахар – можно было положить перед Манюней, сказав: «Нельзя!» И она, не спуская с меня, Васи или Андрейки чёрных выжидающих глаз, будет сидеть неподвижно хоть полчаса. Зато сколько было удовольствия, когда мы говорили:

– Теперь можно, возьми!

Манюня была добра и всех вокруг, наверно, считала добрыми.

Когда во дворе пьяный прохожий пырнул её ногой, хотя она бежала к нему за лаской, Манюня забилась под крыльцо и от потрясения не вылезала больше суток.

Мы часто отлучались из дома по делам до позднего вечера. И неизменно, заслышав звук поворачиваемого ключа, Манюня вскакивала с подстилки, бежала к двери, радовалась, поскуливая, будто говоря что-то.

Она не переносила, если между мной и Васей случались размолвки. Бывало, повздорим, гуляя, споря о чём-нибудь, и разойдёмся в разные стороны, чтобы охладиться.

Манюня тяжёлым галопом бросится сначала за мной, но тут же остановится: а как же Вася? Пролает ему требовательно, настойчиво, кинется за ним и снова застынет: а как же я? Так и стоит на дороге или посреди переулка уныло, поворачиваясь то в одну, то в другую сторону, растерянная, не зная, что делать, как нас свести, помирить…

А уж когда мы остынем, повернём к ней, сойдёмся, – вот заколышется, вот запляшет, норовя лизнуть в руку и Васю и меня, счастливая оттого, что мы вместе, что всё опять в порядке.

Славное кроткое существо! Всегда приветливое, бескорыстное, преданное…

Следующим летом мы решили на отпуск поехать всей семьёй путешествовать, а Манюню пристроили у родственников. Здесь с ней произошло одно событие. У родственников был небольшой садовый участок с домом и молодым садом. Вокруг в строгом порядке стояли такие же дома. Семья наших родственников состояла из тёти Иры – хлопотливой, очень энергичной женщины, дяди Володи – молчаливого, вечно возившегося с поливкой и саженцами человека и девочки Юли – большой Манюниной поклонницы.