Array Array - Планета–тайга - Я живу в заонежской тайге. В медвежьем краю

Было ли что‑нибудь странное в таких небольших открытиях? Вряд ли. Просто жизнь преподносила свои уроки, я старался честно запоминать их. Уроков было много, всех их не перечислишь на страницах даже очень большой книги, как не поместятся пока на страницах самого объемистого научного труда все математические выкладки, которыми мы постараемся описать те пути, что приводили потомка лесных язычников, внимательно прожившего жизнь, к точным и долгосрочным прогнозам погоды… Да вряд ли и удастся сейчас даже при очень большом желании строго и полно описать теорию предчувствия лесного ветродуя, которая помогала ему не раз подправлять газетные сообщения о преимущественных осадках и преобладающей облачности.

Газетные сообщения о погоде в нашем лесу никто, кроме меня, и не читал. Я читал их по старой городской привычке и всегда немного сожалел, что там, где составляют эти сообщения, не было в качестве самого последнего консультанта человека, жившего долго и небезрезультатно один на один с природой…

Пожалуй, краски неба над вечерней водой стоят того, чтобы их искать и бережно и долго помнить. Я собирал закаты. Я видел малиновое и вишневое небо, видел фиолетовые перья вечерних облаков перед завтрашним инеем. Эти перья неслышно опускались на испуганную воду и холодно светились на середине озера. Помню я и небо мороза, небо в белых съежившихся лапках, какие бывают зимой на оконном стекле. А приходилось ли видеть вам настоящий пожар неба, огненные, живые краски заката, вдруг взметнувшиеся из‑под тяжелых свинцовых туч, сдавивших уходящее солнце? Эти тучи погасили солнце, погасили вечерний свет неба, и на озеро опустилась мутная, беспокойная хмарь… Тогда я сидел в лодчонке посреди Домашнего озера и проверял перемет. Я сидел спиной к закату и видел только воду впереди себя. И эта серая, почти ночная вода, вода цвета холодного, мертвого пепла вдруг вспыхнула красками пожара. Я обернулся и увидел, как последний огонь солнца все‑таки вырвался из‑под тяжести свинца и зло полыхнул по небу. Небо походило на костер, на груду сырых, брошенных на горячие угли дров. Казалось, дрова уже погасили костер, казалось, огню никогда не вырваться из‑под тяжести поленьев, но он ждал, копился, молча воевал с сыростью и вдруг взметнулся широким, сердитым, всепожирающим языком…

Вслед за багровым огнем с запада сорвался тупой, громкий удар ветра. Ветер швырнул лодку, и я повис на шнуре перемета. Шнур резал грудь и уходил к якорям двумя звенящими струнами. Якоря не могли подвести, они держали прочно, а лодка металась из стороны в сторону, грозя вырваться, умчаться и оставить меня одного посреди кипящей воды… Конечно, можно было бросить снасть, отвести от груди шнур, поднять его над головой и отпустить звенящую струну. Тогда весло, волны и скорый берег… Но бросать работу было нельзя. На перемете была рыба, ее надо было снять сегодня, чтобы она не погибла, чтобы не пропала дневная работа и чтобы к завтрашнему утру можно было вынуть из печи очередные килограммы высушенных окуней и щук…

За моей лодкой с берега беспокойно следили люди. Они стояли у самой воды и ждали, как ждут на земле, не имея возможности помочь попавшему в беду парашютисту, его товарищи… Помочь мне люди не могли. Шквал закрыл озеро для лодок, и людям на берегу осталось только надеяться на счастье и способности попавшего в беду.

Лодку отнесло далеко от деревушки, к счастью, протащило мимо камней, к счастью, не перевернуло. Переворачиваться не хотелось: на мне были ватник, высокие сапоги, теплая одежда… Уже на берегу я долго вспоминал, как отшвыривал ветер занесенное для гребка весло. Но сушник на следующее утро все‑таки был.

Сушник — это сухая рыба, рыба, высушенная в печи. Из пяти килограммов крупной рыбы выходит один килограмм сухой. Свежую рыбу из леса не вынесешь — далеко и тяжело. На первый взгляд получается, что сушник — это вынужденная необходимость, но если разобраться глубже, то сушник выглядит уже незаменимым продуктом. Сухая рыба хранится месяцами, годами, ее легко и просто взять с собой на охотничий промысел зимой. А сенокос, когда работа проходит далеко от дома, когда людям нужна крепкая здоровая пища и когда летом нет мяса?

Вам приходилось когда‑нибудь отведать картофельный суп со снетками? Мелкая сухая рыбешка доставлена вам на стол с какого‑нибудь Лекшм- или Викшозера. Красивыми снежными дольками нарезан картофель. Можно добавить и лук, и перец, и лавровый лист. Вот мелкая, медленная закипь появляется по стенкам кастрюли, пузырьки чаще, больше, потом полчаса кипения, и по тарелкам разливается темно–янтарная жидкость, а во рту приятно с мягким неслышным хрустом рассыпается то, что совсем недавно называлось сухим снетком.