Array Array - Планета–тайга - Я живу в заонежской тайге. В медвежьем краю

В тот раз погода не обещала никаких каверз. Стояло ровное жаркое вёдро. Каждый день уходил на покой в малиновом одеянии. Не было ветра, не было тяжелых облаков, луна по–прежнему приходила ясно и добро, но старик недвусмысленно нарек на третий день громкую грозовую погоду с ветрами. Рисковать или не рисковать? Еще раз обращаться к старику было некогда, и за отсутствием живого предсказателя я обратился к барометру. Барометр стоял на положительной отметке, и я все‑таки рискнул осуществить в течение ближайших дней великое переселение.

В переселениях, которые я в шутку называл великими, не обойтись без вьюков. Вьюки мне неплохо заменял тяжелый рюкзак, а носильщиков и вьючных животных заменяли собственная спина и ноги. На этот раз целью переселения было новое озеро… Во время такого переселения меня и остановила гроза.

Барометр начал падать всего лишь к первому грому. Старик оказался прав. Но что предупредило старика? Ревматическая боль? Нет, тонкие, разреженные облачка, которые появились на чистом небе еще за три дня до грозового шквала. И эти облачка сообщили внимательному человеку о близкой грозе еще задолго до того, как начал падать барометр…

Рассказывая о прогнозе погоды, я старался перечислить те внешние признаки, по которым сам учился узнавать о завтрашнем, о послезавтрашнем дне. Но однажды цвет облаков, направление ветра, движение туч и, наконец, цвет воды и запах болота перестали существовать для меня… Все осталось: и закаты, и волны, но теперь я редко присматривался к ним, редко отмечал вслух цвет вечерней луны, редко сравнивал полутона утренних и закатных облаков, но в то же время мои сводки стали более точными. Появилось новое качество — предчувствие. Человек стал тоньше, внимательнее относиться к окружающему, и со временем это окружающее как бы само по себе, без особых усилий со стороны человека стало помогать ему узнавать погоду вперед.

Теперь я уже не отмечал в дневнике сроки пролета гусей или лебедей, я просто помнил, что в эту осень птицы летели поздно и не очень дружно и что следом за таким перелетом редко сразу сваливаются крепкие холода… Летающие у земли ласточки, пузыри на лужах, плачущие окна и рамы, сырая соль, цыплята, собравшиеся под наседку, неожиданный выход рыбы на кормежку среди сухой жары, легкие полоски на чистом небе или видимая тяжесть облаков — все это, и как бы между прочим, оставалось в памяти и помогало мне предчувствовать погоду.

А что, если помнить из года в год и облака, и ветер, и серебристое сияние, и темные разводы на светлой воде озера? Может быть, тогда и я смогу, как и тот старик–ветродуй, точно обещать сенокосцам вперед на месяц хорошую погоду почти без дождей, а если и с дождем, то указывая, после скольких дней вёдра пройдет спорый дождь северного лета?

Это было верхом лесного мастерства — знать наперед не один следующий шаг, а всю дорогу. Мастерство порой поражало, казалось фантазией или случайным совпадением, но совпадения исправно повторялись, как признание большого внимания и богатого опыта человека. Опыт собирался яркий и богатый. Он оборачивался баснословными уловами, удачной охотой, сухим сеном, вовремя убранным ячменным снопом и легкой таежной тропой…

Сейчас я вспоминаю собственный небольшой опыт, который пришел ко мне после двух лет промысла рыбы… Тогда я не любил сетей, не знал их так хорошо, как крючковую снасть, и больше промышлял простой удочкой. Но искусство удильщика, к сожалению, было знакомо со значительным риском. И величина этого риска прежде всего определялась твоими знаниями воды и рыбы. Но однажды я вдруг почувствовал, что могу больше не рисковать… Теперь я начал выезжать на озеро только тогда, когда меня ждала рыба. И рыба, действительно, ждала… Совпадение, фантазия? Об этом я задумывался и там, на берегу отхожего озера, но сейчас я совсем точно знаю, что мое нежелание ехать сегодня, сейчас в тот или иной залив не было результатом каких‑то неуправляемых процессов — в том заливе в тот час рыба не ловилась! Это можно было проверять изо дня в день, и факт оставался фактом: мы встречались с подводными жителями будто по заранее составленному расписанию. Правда, это расписание постоянно менялось, но оно было и позволяло мне говорить о том, что теперь я живу с окунями и щуками как бы одним настроением.

А может быть, все‑таки что‑то было не так, может, какой‑то удачный час я пропускал, сославшись на свое неподходящее настроение? И я снова обращался к опыту живущих в лесу людей, сравнивал их и свои уловы и снова приходил к выводу, что ни щукам, ни окуням, которых я навещал, почти никогда не приходилось бесцельно дожидаться меня: уловы местных рыбаков и мои «производственные показатели» на Долгом озере совпадали — я ловил не меньше.