Array Array - Фасциатус (Ястребиный орел и другие)

Чего–чего, а тепла здесь предостаточно; была бы вода, ждало бы этот край счаст­ливое зеленое будущее. То самое, что пророчили с прокладкой каракумского канала, который не достроен и никогда не будет достроен, но проблем создал уже выше кры­ши, а дальше будет только хуже. Ни канала, ни Амударьи, ни Арала…

Пасмурное утро, облака тянет с запада ― до Каспия‑то рукой подать. Однако како­во же здесь летом?..

Из дома выходит Бегенч, щурится на солнце, поправляет мятый пиджак (видно, что спал прямо в нем), расчесывает пя­терней густые черные волосы, потом внима­тельно смотрит, как я умываюсь. Когда я начинаю бриться, заглядывая в свое маленькое небьющееся зеркальце, приспособленное рядом с умывальником, Бегенч подходит ко мне и с решительным во­одушевлением говорит:

― Сыргэй, дай‑ка мне твою шотку, я тожа зубы почышу…

Я так опешил, что даже не сообразил отговориться тем, что это ему самому мо­жет быть неполезно; дал. Он зубы почи­стил, возвращает мне ее, а я: мол, храни, дарю. А он: мол, да не–е, не надо, это я так, за компанию… (А у самого при этом и без моей щетки зубы как на подбор: белоснежные, ровные ― голливудский оскал.)

На обратном пути в Кара–Калу вытащили застрявший на обочине рейсовый авто­бус–пазик (Бегенч проявил пилотаж); дали масла какому‑то шоферу со сломавшейся машиной (опять Бегенч притормозил: «Нелза чэловэка в бэде оставлять»); подобра­ли около дороги два мешка селитры, валявшихся просто так (Степаныч прав: «В хо­зяйстве пригодится»).

Когда приехали в ВИР, я хотел взять один оливковый саженец, чтобы явиться к Му­равским как голубь мира, но Степа­ныч, жмот, сказал: «Завтра, завтра…» ― и я явил­ся и без зубной щетки, и без оливковой ветви, просто как голубь…»

Время шло, особых находок не было, а сотрудничество наше с Игневым, к сожа­лению, развивалось как‑то кисло. Я не придавал значения мелочам, считая, что глав­ное ― относиться друг к другу по–человечески и делать вместе дело, но, как выясни­лось позже, зря игнорировал некоторые психологические нюансы.

Как бы то ни было, мы договорились спланировать на предстоящую весну решаю­щий удар: отправиться вместе на за­ключительные поиски, для чего я разрабатываю детали маршрута, а он продолжает до весны наблюдения и обеспечивает транспорт.

Пришла следующая весна ― четвертая после начала орлиной эпопеи. Я приехал в Кара–Калу, приготовившись к реши­тельному штурму уже привычно сопутствующей мне проблемы, с которой я, как и с образом самого ястребиного орла, уже сжился очень прочно.

«7 февраля…. Степные жаворонки, которые гораздо крупнее других видов и не­редко доминируют в смешанных груп­пах, вытесняя иных птиц от мест их кормления, часто выглядят на кормежке как пасущиеся коровы или овцы: они двигаются с опу­щенными к земле клювами и щиплют зеленую травку мелкими, теребящими движе­ниями головы. Иногда же они свирепо выкорчевывают целые кустики полыни, отла­мывая от них крупные ветки и расклевывая их затем уже на земле. Становится по­нятно, зачем им такие мощные, по сравне­нию с другими жаворонками, клювы.

«28 февраля…. Самец степного жаворонка на припекающем уже солнышке вооб­ражает перед самкой, двигаясь вокруг нее сужающимися кругами в позе токующего тетерева, распушив перья на груди и голове, задрав раскрытый веером хвост и воло­ча приспущенные крылья концами по земле. Торопится: еще целая неделя до Вось­мого марта. Но я бы все равно на ее месте перед таким не устоял».

«17 мая. Степной жаворонок с кормом в клюве вылетел прямо из зарослей трост­ника от арыка (очень необычно, это же не скворец) и быстро полетел к открытым адырам, безрадостно сереющим уже выгоревшей травой. Вот тебе и птица засушлив­ых открытых пространств. Жизнь заставит ― не только в заросли, и в речку полезешь… Необычно засушливая весна в этом году, насекомые только у воды».