Array Array: Фасциатус (Ястребиный орел и другие)

Или как однажды сижу я в Вологодской области, на самом севере это было, почти на границе с Архангельской тайгой (деревня Нижняя на речке Вожеге, отличное ме­сто, посмотрите потом по карте, ― это вам домашнее задание). Сижу, об­дираю вече­ром птиц, тушки делаю для научной коллекции. Приходит ко мне в гости (я в пустой деревенской школе жил) местный монтер, Толян его зовут. Поддатый сильнее обыч­ного и расстроен; смолит на всю школу вонючим дымом из сво­ей самокрутки, как грустный паровоз. Я, говорит, студент, к тебе, как к специалисту, поделиться ― наки­пело у меня…

― Ты, Серога, пойми! Меня ведь чуть не убили мужики! Я им говорю: я не вино­ват! Какое… И слушать не хотят… Ну, оно и понятное дело; сам представь: человек копил–копил, в очереди стоял–стоял, ждал–ждал, куп ил‑таки наконец свой цветной «Рубин», сел новости смотреть… А он у него ― йййоок! И погас, на хрен, в первый же день… Навсегда. Абзац… Перегорел к свиньям. И не предохранитель, а всерьез перегорел, с дымом…

И не у одного. А сразу у всех, кто смотрел… В двух деревнях… Потому что у меня на две деревни один трансформатор, один распределитель; ёнть, кто же от подстан­ции будет отдельную силовую линию в каждую деревню тянуть, ну ты ж по­нимаешь…

Так ты думаешь, они меня стали слушать, что это ворона на трансформатор в клю­ве проволоку притащила и, представ­ляешь, села с ней, падла мохнатая, на самое неподходящее место!.. Я и снимать ее не стал, чтобы мужикам подтвердить; так и висит там жареная…

Вот видите, ребята… А уж про современные самолеты, которые ломаются, если ворона в турбину попадает, я и не гово­рю; это уже миллионы, а то и миллиарды дол­ларов…

Что? При чем здесь подводная лодка?.. Морковкин, ну как ворона может попасть в турбину подводной лодки?! Да, пра­вильно, субмарина тоже очень дорогая; да, даже дороже самолета… Да, она может проплыть вокруг света через все океа­ны… Ну ко­нечно же я люблю китов… Нет, я не был моряком…

Зато я, как и вы, был юннатом и провел в то время на Звенигородской биостанции МГУ целое лето, изучая в вольерах поведение молодых врановых: галок, грачей, но в большинстве ― ворон.

Мы, юннаты, занимались там разными научными исследованиями, а я, значит, во­ронами. А нами, юннатами, занимался КаэНБэ ― очень хороший человек. Кто знает Константина Николаевича? Молодцы, ребята, опустите руки.

Так вот, я с тех самых пор теперь на всю жизнь уверен, что двадцать воронят в сумме точно умнее одного девятикласс­ника. Сохранил, можно сказать, уважение и священный ужас…

Чего они только со мной не вытворяли! Усядешься, бывало, наблюдать, а они окру­жат со всех сторон, смотрят жалобно, похрюкивают нежно вполголоса (у ворон ведь штук пятьдесят разных видов карканья описано); почти воркуют, как голубки, а сами затаят замысел и ждут момента…

Потом спохватываешься, а все, поздно уже: карандаши и ластики растащены и по­прятаны по углам вольеры, шнурки на кедах развязаны или затянуты мертвыми узла­ми, на плече или на журнале наблюдений бессовестная клякса (вроде как не по зло­бе, по молодости, мол, простодушно капнули… А наверняка специально кто‑нибудь целился…).

Кшикнешь на них (разогнать‑то нельзя ― научный эксперимент), а они опять уже сидят вокруг, моргают своими невинны­ми черно–синими глазами… А там уж их и опять кормить пора, распихивая пальцами кусочки мяса в двадцать ненасытно раз­зявленных, предсмертно–истошно орущих ртов среди хлопающих крыльев…

Орнитология… Смех смехом, а более наглядного примера практических орнитоло­гических проблем я вам, ребята, и не найду. Поэтому изучать ворон в частности и всех птиц вообще ― дело очень важное.

Вон орнитолог Константинопольский как своих студентов–аспирантов выведет на учеты, расставит по наблюдательным постам, так потом расхаживает с профессор­ским видом, в очках и с бородой (он и вправду ― профессор в очках и с боро­дой) и кидается коршуном на дотошных московских пенсионеров, требующих разъяснить, по какому такому праву стоит студент с блокнотом около помойки и записывает?

А орнитолог Константинопольский тут как тут: мол, в чем дело, товарищи?! Отой­дите! Вы саботируете советскую науку! Люди важным делом заняты! Ворон считают…

Сердятся бабуси, недоумевают ветераны с авоськами; сетуют на беспредел; мол, при Сталине такого не бывало…

Что?.. Да, и я считал… Слушай, Морковкин… будь другом, не отвлекай меня, пожа­луйста, мы уже почти закончили… Ну, конечно, сможешь ее вынуть из портфеля, не век же ей там сидеть… Что?.. Вот тогда мы все вместе и посмотрим, что она умеет…