Иногда он заглядывает к Муравским («Чашэчку кофэ, и вся любоф…») и мы треплемся о змеях и прочих местных делах.
Он основал в предгорьях Сюнт–Хасардагской грады серпентарий ― змеиную ферму. Все делает там сам: и директор, и строитель, и сторож, и сезонный рабочий (по отлову змей). Ревниво оберегает свое хозяйство и рассматривает каждого интересующегося как потенциального конкурента («А зачем тебе это?»).
В серпентарии все лето содержит отлавливаемых весной по окрестным горам змей, доит их, собирая яд, а потом выпускает назад на волю (за счет этого он и получил разрешение на отлов видов, занесенных в Красную книгу).
Звучит экологически щадяще, но не все так просто. В большинстве серпентариев по всему миру считается более оправданным долгосрочное содержание змей в неволе и получение от них яда год за годом без выпуска в природу. Сами посудите: поймать змею ― стресс; жизнь в неволе ― стресс (даже если питание полноценное, что само по себе ― проблема). Каждая дойка ― запредельный стресс, а нередко и травма ― челюстные кости у змей очень нежные (без этого невозможно очень особое змеиное питание, потом расскажу), повредить их очень легко. Бамар со своим опытом, видимо, редко травмирует змей, но все равно.
Содержание в неволе в течение всего лета и периодическая дойка не дают змее возможность нагулять к зиме необходимое количество жира, без которого не перезимовать. И ведь все это ― бизнес, который целиком строится на змеях и зависит от их благополучия. Хотя бы теоретически Бамар заинтересован в том, чтобы не подорвать популяции этих видов. А ведь есть еще проблема разрушения естественных местообитаний в целом. Так что я не удивляюсь тому, что вижу змей во время своих странствий все реже и реже».
ТВАРИ ЛЕТУЧИЕ, ТВАРИ ПОЛЗУЧИЕ
…он… по прошествии некоторого времени достиг пустыни, кишмя кишевшей отвратительными тварями, каждая из которых была размером с…
(Хорасанская сказка)
«11 мая…. Интересно то, что наблюдения за птицами и наблюдения за змеями требуют совершенно разного подхода и разной организации внимания. Когда я не сижу часами на одном месте на специальных жавороночьих наблюдениях, а иду с общим маршрутом по тому или иному ландшафту и вижу за день три змеи, то это означает, что, начав целенаправленно искать змей, я в этом же месте увижу десять, а то и больше. Птички наверху, змеи внизу. И не только это. Змеи настолько великолепно приспособлены к окружающим условиям, что увидеть неподвижно лежащую змею очень трудно даже с нескольких метров.
Когда ищешь змей специально, приходится обшаривать взглядом широкое пространство вокруг себя: зырь–зырь метров на пятнадцать ― двадцать. Одновременно с этим надо просматривать досконально поверхность в трех ― пяти шагах от себя, внимательно изучая мельчайшие детали поверхности земли, камни, скалы, куртинки травы, ветви кустов. И весь твой взгляд и сознание нацелено на плавный изгиб изящного тела, так гармонично лежащего или скользящего в естественном для него окружении. Именно это является ключевым высматриваемым признаком ― плавность линий змеиного изгиба.
Я убедился, что обожаю змей. Не так, конечно, как лягушек и жаб, но явно больше, чем, скажем, млекопитающих. Для меня змеи символизируют конечное проявление элегантности и гармоничности со средой, венец эволюции. Столь изумительное сочетание поразительных адаптаций трудно найти в какой‑либо другой группе животных».
Визирь тут же подошел к сундуку и поднял крышку того сундука и, заглянув внутрь, застыл в великом изумлении: все золото, серебро и драгоценности у него на глазах превратились в змей… и прочих гадов.
(Хорасанская сказка)
«12 мая…. На днях отправился к Бамару снимать, как он берет яд. В серпентарии три больших вольеры: для гюрз, для кобр и для эф (эта завалена сейчас всяким барахлом, эф нет). Вольера представляет собой четырехугольник размером с волейбольную площадку, огороженный метровым бетонным бортиком, уходящим на метр в землю (иначе песчанки подкопают норы и все змеи уйдут), и возвышающимся над ним мелкосетчатым забором.
Я наблюдал в свое время, как рабочие–туркмены строили эти вольеры, одолеваемые священным ужасом уже от одного сознания того, что строят это для змей. Явно сознавая свою избранность и особую миссию, они во время перекуров обсуждали местные легенды о том, что «в горах живет такой змей, да? у которого ядовитое жало на хвосте, да? и который, когда видит человека, понимаешь, да?., берет свой хвост в пасть, катится за человеком колесом, догоняет, да?., и бьет своим жалом на хвосте вот так вот, в основание шеи, под затылок…»
Читать дальше