Array Array - Мой знакомый медведь - Мой знакомый медведь; Зимовье на Тигровой; Дикий урман

— Полно. Сам справлюсь, почто просить. Проверь лучше, что там с рыбой.

Росин выкопал из сыпучей золы замурованных карасей, отбил глину. Чешуя отстала вместе с ней.

— Смотри, Федор! Вот это деликатес! — восторгался Росин, перекладывая на бересту дымящуюся рыбу. — Наконец‑то человеческий обед. Жалко, соли нету.

— Ничего. Ханты сказывают, раньше вовсе соли не знали.

Оба принялись за карасей, и через несколько минут на бересте остались только косточки.

— Ну вот, паря, и без соли управились. Даже про чай забыли.

Росин подхватил палками камень, быстро обдул его и опустил в большую, налитую водой берестяную миску. Пустив облачко пара, вода зашумела; Росин достал из углей второй камень — и тоже в миску, за ним третий, четвертый, еще и еще, пока не закипела вода.

— Шипигу положил?

— Шиповник? Весь корешок уже там.

— Добре. От шипиги чай что цветом, что вкусом не хуже правдашнего.

— Ты знаешь, Федор, что напоминает мне этот чай? Как‑то маленьким лизнул языком щелок, в котором мать белье стирать собиралась. Вот наш чай тоже вроде этого щелока.

— Пей, благо горячий. Эка беда, золы малость попало. Крепче будет. Наливай еще.

— Да нет, вроде напился… Замечательный сегодня день: и огонь добыли, и напились, наелись по–настоящему. Еще бы побриться. — Росин притронулся к заросшим щекам. — Никогда такой щетины не было. Жуть как колется.

— А я попривык: на промысле месяцами без бритвы… Ты поболе дровишек припаси, чтобы до завтра хватило.

— Что же, теперь так и придется все время огонь поддерживать, как пещерным жителям?

— Так, однако. Вот и буду при деле.

— Сейчас бы для тебя лучше без дела полежать.

— Без дела никогда не лучше.

— Ну смотри. Дров я тебе хоть на двое суток наготовлю.

Неподалеку от костра выросла большая, раза в два выше шалаша, куча хвороста и бурелома.

— Хватит покуда. Теперича меня на еловые лапы — и выволоки из шалаша. Чтобы до дров и к костру дотянуться.

Росин нарезал седой прошлогодней травы, разостлал возле дров и уложил Федора.

— Добре. Ты, кажись, к затону собирался?

— Да. Может, как раз там лодка. Ведь почти все озеро объехал.

— Ступай. За огнем погляжу. А как и там не будет, нечего и время провожать. Погодим до осени. Покуда трава поляжет.

…В затоне зеленые пятна листьев кувшинок, кустики тростника, и всюду коряги. На них неподвижно стояли кулички. Под каждым, в зеркале воды, такой же длинноносый куличок, только вверх тонюсенькими ножками.

Берегом, прокладывая первую «людскую» тропу, пробирался Росин. В руке перед лицом — спасение от комаров: дымящийся сизоватым дымом гриб–трутовик.

«Вряд ли забьется в такое мелководье, — думал Росин о щуке. — В первых корягах застрянет с лодкой. Дальше и идти нечего».

Только повернул назад — из‑за мыса, поросшего осокой, выплыл зеленоголовый селезень. Не замечая Росина, опустил голову в воду. Росин упал в осоку. Как только птица снова опустила голову, Росин прополз вперед.

До селезня теперь уже метров пять, не больше. «Еще раз голову в воду опустит — и мой», — ликовал Росин, сжимая палку. Но птица неторопливо поплыла от берега. «А может, все‑таки вернется?» Росин не вставал из осоки.

С озера тяжелым темным валом накатывала туча. Вода в затоне зарябила, пропали отражения куличков. Над самой головой вдруг грянул гром. Селезень взлетел и тут же скрылся в сетке дождя. «В такой дождик, — подумал Росин, — мать выносила из дома комнатные цветы». Заблестели мокрые листья березок, запрыгали над водой хрусталики.

За озером Росин увидел как будто дымок паровоза. Он двигался вдоль противоположного берега. Это зарождался смерч. Он быстро вытянулся до тучи. Самая широкая часть его была внизу, у озера. Смерч двигался и медленно раздваивался посередине на два столба. Теперь он шел вдоль озера к их берегу. Росин со страхом смотрел на него, опасаясь за Федора. Но середина столбов посветлела, и смерч растаял. Опять он стал похож на дым идущего за лесом паровоза, а вскоре пропал совсем. Росин побежал к деревьям, заскочил пол елку, но ее пробивали упругие струи дождя.

И вдруг Росин кинулся прочь. Припустился под хлещущим ливнем, не чувствуя ни колючек шиповника, ни царапающих сучьев, перескакивал валежины, продирался сквозь кусты, падал, вскакивал, опять бежал, бежал что есть силы!

«Огонь! Ведь ваты больше нет, а Федору не уберечь огонь от ливня!»

После дождя все как умылось. Тайга еще сильнее пахла травами, прелой хвоей, отмытыми листьями. Редкие капли падали с веток на притихшую воду, по которой расходились ленивые круги.