Владимр Киселев - Серебряные зори

У Роя оказалось превосходное чутье, сильное тело, крепкие и быстрые ноги. Чуть хуже было с послушанием, пес излишне горячился, особенно в лесу, но это дело поправимое. Главное — стойку сеттер держал крепко. А что еще нужно для охоты?

Все горечи и раздумья остались позади. Я стрелял из-под Роя бекасов, дупелей, гаршнепов, тетеревов, куропаток. Днями пропадал с ним в поле и в лесу и ни разу не пожалел о своем выборе.

Апрель. Небо будто раздвинулось вширь и вдаль, поголубело. День заметно прибавился. Почернели дороги, оттаяли и пообсохли холмики и лесные горушки. Только на болотах да в густом ельнике еще лежал ноздреватый потемневший снег, таял медленно, нехотя. Заморозки держались до обеда, а потом весеннее солнце все-таки сгоняло их.

Я остановился у лесника Ивана Михайловича, у него и переночевал. Проснувшись с рассветом, услышал песню косача.

— У Креста токует, — сказал лесник. Я хорошо; знал это место у развилки полевых дорог.

— Там шалаш поставил. Может, сходишь, посмотришь, — предложил Иван Михайлович. — Но больше одного за зорю не бей. Мало стало птицы, — пояснил лесник.

Он знал, что у Креста я не сяду: не люблю охотиться из чужих шалашей. Перед заходом солнца снова пошел послушать косачей. Поют. Утром на горушке токовали четыре птицы. Значит, не на пустом месте поставлю шалаш. Часам к десяти петухи разлетелись кормиться, а мне — самое время приниматься за дело.

Из мелкого ольшаника вырубил двенадцать колышков. К обеду оттаяло, и они легко вошли в землю. Каркас стянул сверху бечевой, чтоб не расползался. Поблизости нарезал елового лапника, прикрыл им стенки, пол выложил ветками и сеном — и шалаш готов. Смолой, мятой, увядшими травами пахнет; просторно, сухо в нем…

Утром на ток не пошел: пусть косачи осмотрятся, привыкнут к шалашу. Они хоть птицы и не редкие в этих местах, но осторожные, чуткие. На охоту отправился только на третий день.

Темно, дороги не видно. Иногда попадаю в лужи, затянутые прозрачным ледком. В рюкзаке подшитые валенки Ивана Михайловича, теплые, удобные.

Иду споро, однако предрассветный морозец дает себя знать. А кругом звенящая тишина и звезды. Шалаш показался неожиданно, словно вынырнул из темноты. Влез, надел валенки и с благодарностью вспомнил Ивана Михайловича. Заряженное ружье положил на колени..

Только я расположился, раздался шум — подсел токовик. Его так называют потому, что старый петух первым прилетает на токовище и первым начинает весеннюю песню: он на току вроде дирижера.

Показалось, что косач сел неподалеку от шалаша. Близость птицы, ожидание рассвета держат меня в каком-то напряжении. Не вижу тетерева, но чувствую, как он чутко водит головой и настороженно приподнимает крылья, готовый взлететь при первом же шорохе. Чу! Снова взлет, за ним другой. Три птицы прилетели на ток.

Косачи молчат, мое напряжение растет, а рассвет наступает медленно, смутный, туманный. Я вижу, как серебрится небо. Надо мной пронесся бекас. Проблеял и снова умчался ввысь. И сразу раздался звук, похожий на воркование голубя, чуть приглушенный, но густой и страстный. Токовик запел. Он сразу взял звучную и чистую ноту; над полем и лесом поплыла призывная песня.

Вскоре запел второй петух. Третья птица молчала. Это, наверное, была самочка. Издалека она прилетела на игрище. Любовь и забота о потомстве привели ее в эти места к косачам, которые родились и выросли в других выводках.

Прошло еще немного времени, развиднелось настолько, что можно было различить птиц. Старый косач распустил веером хвост и, оттянув к земле упругие крылья, так что маховые перья чертили по траве, выгнув по-индюшиному шею, закружился на месте, потом сделал коротенькую пробежку. Пел он не переставая. Чуть в стороне от него токовал второй косач. По нестройному, немного шипящему голосу в нем нетрудно было узнать молодого петушка.

Я терпеливо жду, который из них первым перешагнет роковую черту, а пока наблюдаю, слушаю голоса птиц и дыхание леса. Воздух, как хрусталик, прозрачный и чистый, скрадывает расстояние. Отчетливо вижу косача: черный, белые окна на крыльях, хвост с грациозно загнутой лирой, ярко-красные брови. Редкая птица бывает так нарядно одета весной, как косач. Весь год брови у него были не особенно заметными. Но подошел март, все чаще вылетал косач на токовища, и с каждым разом, с каждым днем весны его брови становились все более похожими на цветки из пурпурного бархата.