Основным фактором оценки могло бы послужить соотношение молодых и уничтоженных деревьев, но исследования пока не затронули этой стороны вопроса. Было решено пригласить специалиста-лесоведа для работы в институте.
На этом первом научном симпозиуме сотрудники Института Серенгети выступали как советники в выработке политики управления национальными парками. Джон Оуэн предложил разработать научные принципы управления парками и предоставить институту право менять их в зависимости от результатов исследований.
Ученые считали, что им не следует вмешиваться в политику управления; их задача состоит в том, чтобы указывать практические методы ее проведения в жизнь. Они предпочитали предвидеть тенденции и соблюдать принципы выбранной политики, каковыми бы они ни оказались. Типичное отношение людей науки, отказывающихся выйти за рамки привычной объективности, когда в расчет принимаются лишь факты. С научной точки зрения не существовало никаких объективных соображений за или против уничтожения слонов, виновников ущерба.
Решение могли принять лишь из соображений политического, экономического или эстетического порядка. С точки зрения экологии ущерб, нанесенный деревьям Серонеры, был незначительным. Да и само желание сохранить животных — субъективное чувство веры в их ценность. Большинство присутствующих ученых разделяли это чувство, и они наблюдали за миграцией гну с тем же почтительным восхищением, с каким созерцают «Джоконду». Но в их спорах места этому чувству не нашлось, ибо оно не подтверждалось фактами. В конце концов согласие было достигнуто лишь по одному вопросу: прежде чем что-то предпринимать, следует провести исследования.
Утром, перед отъездом в Маньяру, я прошелся по лесу Серенгети вместе с Вези. На симпозиуме он выступил в защиту животных, заявив, что проблема равновесия между слонами и разреженным лесом возникла по вине не слонов, а человека из-за его неосторожного обращения с огнем. Во время прогулки мы видели много колючих ростков, торчащих из земли. Внимательно осмотрев один из них и обнажив его корни, мы обнаружили, что корневая система развивалась нормально, но ствол весь почернел, словно его опалил один из тех пожаров, которые смерчем проносятся по Серенгети каждый год. Но было видно, что природа берет свое. Браконьеры и собиратели меда будут совершать поджоги всегда, но если можно избежать пожаров (поджигая саванну в начале сезона, чтобы молодая трава обгорала чуть-чуть и образовывала щит, или же организуя действенную защиту от огня), то молодые деревья со временем заменят взрослые, погубленные слонами.
Но даже если научиться укрощать пожары, сколько времени понадобится поросли, чтобы превратиться в деревья? Поиски в библиотеке Института Серенгети не дали никакой дополнительной информации. Деревья, относящиеся к кустарниковому типу коммифор и акаций, растут на тощих почвах и не имеют никакой строительной ценности. А посему никому и в голову не приходило заниматься их изучением до появления национальных парков и возникновения проблемы слонов.
Все соглашались, что Маньяра с ее неистощимыми ресурсами богатой растительности могла прокормить большое количество слонов. Озеро и обрыв, игравшие роль естественного противопожарного щита, способствовали процветанию растительных видов.
Я понимал: ботанический аспект проблемы слонов столь же важен, как и сами слоны. Основное значение приобрело установление темпа роста акаций тортилис. Когда мне это удастся, я смогу определить возраст деревьев, уничтоженных слонами, а также период, за который деревья достигают той же высоты. Если деревья относятся к быстрорастущим породам, ущерба можно не опасаться, но если погибают столетние деревья, их полное уничтожение за несколько десятилетий окажется неотвратимым. Мне стало ясно, что на получение необходимых данных уйдут годы, ибо количество выпадающих осадков в Восточной Африке менялось год от году, а от них зависел и рост деревьев.
По возвращении в Маньяру я, вдохновившись научными дискуссиями о проблемах слонов, с новыми силами взялся тщательно изучать все то, что могло помочь мне ответить на поставленные вопросы. Я укрепил с помощью пружины жестяные полоски с упаковочных ящиков на стволах некоторых деревьев для измерения толщины дерева по мере его роста. Затем вернулся к проблеме перемещений слонов и роли резервата — леса Маранг. Животные могли найти в этом густом лесу самые различные источники пищи и убежище, особенно в засушливые годы, если могли попасть туда. В то время меня весьма занимали перемещения слонов в южной зоне парка. Там, под рифтовой стеной и лесом Маранг, по берегу озера, тянулось несколько сельскохозяйственных ферм, принадлежащих европейцам. Некогда этот район входил в область распространения слонов, и они, наверное, и сейчас пробирались через посевы к пологим склонам, ведущим в лес. Чтобы обогнуть озеро, приходилось совершать 150-километровую поездку на машине, парковые дороги кончались в Маджи Мото. Последний километр был непроходим для машины из-за болот.
Читать дальше