Леонид Семаго - Гнездо над крыльцом

Скворцы перенимают чужие голоса только из первых уст. Заимствовать чужое друг у друга у них не принято. У двух соседей в песенном наборе может быть по десятку сигналов других птиц, но одинаковых у того и другого — два-три. Как-то у трех живших рядом скворцов я слушал: у одного песенку обыкновенной овсянки, у другого — садовой, у третьего — камышовой. А ведь слышали все они наверняка трех овсянок, но выбрали, как по уговору, по одной. Перенимают они или самые несложные мотивчики, или односложные выкрики. Какой скворец не слышал зяблика, но никто не повторит его звенящую двухсекундную песенку, зато беспокойное «пинь-пинь-пинь…» готовы произносить все.

Где собирают скворцы чужие голоса? На речных ночевках, где слышат они свиязей, крякв, чирков, лысух, цапель, на лугах — чибисов, коростелей, чечевиц, лягушек и жерлянок, в небе — стрижей и золотистых щурок, на родном дворе — воробьев и галок, сверчков, щенят и кошек. Скворцу, жившему у дачной платформы, понравился свисток электрички, другой передавал раскат барабанной дроби дятла, третий — звуки весенней капели. В Черноморском заповеднике удалось послушать скворца, которому не повезло с соседями: даже воробьев близко не было. Но талант все же нашел выход: птица явно обрадовалась, когда рядом с ее деревом устроились на привал три человека. Она тут же повторила звяканье кружки о дно ведерка, тюканье топорика по обрубку, и, как эхо, свистом откликнулась на удивленный возглас, точно передав его интонацию и длительность. И, как всегда, получилось отлично с первого раза.

Голосом скворец, конечно, слабоват: никогда не свистнет с тем ухарством, с каким свистит поползень. Перепелиный «бой» повторит словно с опаской, как бы сам перепел не услышал. Будто под глухую сурдинку, скрипит по-коростелиному. При этом не возникает того эффекта удаленности, какой бывает, например, у тростянки. Но зато, копируя слабоголосых птиц, он может заставить неискушенного слушателя искать их поблизости — свиристеля, например, дубоноса, снегиря. А когда простонет с ветки жерлянкой, невольно подумаешь: как же эта лягушечка на дерево попала?

Поет пересмешник только с чужих голосов или есть у него и свое? Есть. Протяжный, заливистый свист с оттенком озорства, частое, сливающееся в негромкую трель шелестящее пощелкивание и еще тот скрежещущий звук, под который птица всплескивает полуразвернутыми крыльями. Свист слышен дальше всех других звуков: это призыв. На осенних, зимних и даже летних «концертах» свиста, щелканья и скрежетания мало, лишь изредка пробиваются они сквозь малопонятный и неразборчивый гам стаи и шелест листвы.

Получается, что чужие — птичьи, жабьи, звериные — голоса и механические звуки скворец включает в свою весеннюю песню не для того, чтобы поразить воображение самки своим мастерством и доказать этим преимущество перед неопытным молодняком, а скорее для собственного удовольствия. Да и какому из певцов будет отдано предпочтение, тому ли, который кудахчет, мяукает, повизгивает по-щенячьи и по-сорочьи (или как поросенок), покрякивает и стрекочет, но владеет добротным гнездовьем, или тому, который высвистывает красивую песенку-вопрос чечевицы, серебристый звоночек свиристеля, трельку веснички и запев черного дрозда, но его скворечник кособок и со сквозными щелями? Серая ворона тоже может немного подражать, но делает это лишь наедине с собой или в присутствии какого-нибудь животного, как бы развлекаясь и, кажется, даже понимая результат своих действий, какое, например, впечатление производит на дятла раскат его собственной дроби, вылетающий из вороньего клюва.

Скворец может весь день провести в одиночестве, но к вечеру обязательно возвращается в стаю и ночует вместе со всеми. Если нет своих, к воробьям, галкам, другим птицам, которые ночуют стаями, пристроится, лишь бы не быть одному. Только самки во время насиживания остаются на ночь на гнездах, самцы — никогда.

Ранней весной, пока владельцы домиков и дупел еще холосты, они и на ночевку летают холостяцкими стаями. Вдоволь напевшись на вечерней заре, соседи один за другим слетаются на вершину высокого дерева и несколько минут проводят в молчаливом ожидании, пока не соберутся все ближние. А потом стайка стремительно срывается с веток и, не набирая высоты, уносится прочь, каждый вечер в одну и ту же сторону. Улетает на речные разливы, степные озера, большие пруды, переполненные полой водой. В пути стайки догоняют одна другую, сливаются в стаи, которые опускаются или в тростниковые чащи, или на залитые водой кусты ивняка, или на стоящие в воде ольхи и осокори. Тут к ним по крайней мере снизу никто не подберется. Да и сверху в эту пору большой опасности не бывает, потому что у сов и на суше охота добычлива именно во время водополья.