Леонид Семаго - Гнездо над крыльцом

Есть такая примета: зимой ворона каркает к морозу. Правильно. Только надо добавить: а также к ветру, теплу, снегопаду, к изморози, метели, дождю. В теплые дни, действительно, воронье карканье слышится чаще, чем в мороз, но ведь среди зимы даже самая затяжная оттепель обязательно закончится хотя бы двух-трехдневным морозом. В оттепель и воробьи живее чимкают, и синицы веселее позванивают, другие птицы голоса подают. В стужу лишний раз каркнуть без надобности — потерять немного драгоценного тепла. Зачем орать, когда есть очень выразительный язык жестов?

Когда же и в мороз слышится истошный крик нескольких ворон, значит, что-то необычное взбудоражило их: кота увидели, сову или собаку. Да мало ли причин для карканья: уронила птица косточку под ноги прохожим и долго кричит с досады, стоя на краю крыши. Другая не может отделаться от назойливой соседки и каркает, как бы прося защиты. Третья…

Заканчиваю этот рассказ в один из самых холодных дней января 1987 года. В соседнем дворе то и дело возникают вороньи гонки. На крыше сарая ворона беззлобно задирается с грачом. Другая бросилась на озябшего воробья, но у того хватило сил увернуться от ее клюва. Над высоким зданием гостиницы играют пять или шесть вороньих пар. Под вечер на крышу соседнего дома обязательно выйдет черный кот, и на антенне соберется десятка два орущих ворон, но погода и на завтра обещает быть такой же. За окном, на ветке клена, сидит, распушившись, старая ворона, изредка поглядывая на меня, словно ждет, что я прочитаю ей то, что написал. Да, пожалуй, эта птица заслуживает того, чтобы о ней была написана книга, которую следует назвать — «Книга о вороне». И не иначе.

Глубокой осенью нередко наступают уныло-однообразные, безликие дни, настолько похожие друг на друга, что хочется сказать: погода остановилась. Дождя нет, но все отсырело. Воздух, земля, стены домов, заборы напитана влагой. Слезы тумана капают с проводов и веток. На асфальте дорог и тротуаров образуется густокисельный слой тонкой, не просыхающей грязи, такой черной и липкой, что кажется, любая упавшая в нее вещь будет испорчена безвозвратно.

И когда на эту грязищу перед остановившимся у перекрестка автобусом стало медленно опускаться пушистое, чистое и светлое голубиное перо, захотелось, пока не погас на светофоре красный свет, подобрать его и положить на сухое место. Но меня опередил воробей. Ухватив голубиный подарок, стряхнув с него частички прилипшей грязи, он улетел, не привлекши ничьего внимания. Перо понадобилось ему не для забавы: впереди была зима, и семейные пары полевых воробьев готовились к ее приходу, сооружая в зимовочных убежищах теплые гнезда. Ссора двух голубей за место на карнизе обернулась небольшой выгодой для их маленьких соседей. Время подгоняло воробьев со строительством, но вместе с тем нельзя было торопиться с его окончанием, потому что почти весь подходящий материал был или сыроватый, или совсем сырой. Носить его в непроветриваемое убежище, тем более на зиму глядя, нельзя: ком влажной ветоши, согреваемый теплом хозяев гнезда, непременно бы начал преть.

Эта пара не была случайно залетевшей в город, в общество своих сородичей, домовых воробьев, чтобы сытно и беззаботно перезимовать рядом с ними. Они жили здесь и летом, и птенцов выводили дважды в дупле старого каштана. Но все же чаще полевых воробьев можно встретить на городских окраинах, на еще незастроенных пустырях, где растут дикие травы, потому что кормятся они в основном не пшеницей и просом, а семенами трав.

Прекрасная наступает для полевых воробьев жизнь, когда созревает спорыш — птичья гречишка, которой хватает на всех, сколько бы их ни было, до самых снегопадов, а потом еще и ранней весной. На незаезженной сельской улице или на большом машинном дворе, где стелются зеленые ковры спорыша, день за днем пируют ватаги полевых воробьев. Иногда собираются вместе в такую стаю, что кажется, будто по большому зеленому ковру медленно ползет пестровато-коричневый ковер поменьше. Время от времени коричневый взлетает плотной птичьей стаей, которая проворно рассыпается по комбайнам, сеялкам, граблям. Тут, если и ястреб-воробьятник налетит, есть, где спрятаться. Весной на остатках спорыша семян уже нет, и даже птичьим клювом не выбрать их из раскисшей земли. Но зато прорастают они раньше семян всех других трав, едва снег сойдет с дорожных обочин. Тогда же можно оценить прошлогодний его урожай: столько паслось на нем птиц, а всходы появились всюду густой щеткой ростков. И пока не стали они травой, щиплют их и воробьи, и овсянки, и жаворонки.