Виктор Балашов: Живи, ирбис!

Однажды в воскресный день Димушок безучастно следил из окна за непоседливыми воробьями, что резвились в ветвях опушенного инеем тополя. Пичужки, греясь, поминутно перепархивали с ветки на ветку, осыпая вниз струйки серебристых игл.

— Похудел ты, Димулька, — вздохнул отец, неожиданно появляясь сбоку. — И вообще не узнать парня. Ну, что ты вздрогнул сейчас так, скажи на милость?

Вместо ответа Димушок закрылся ручонками и заплакал.

— Ну, вот что, брат. — Сильные руки осторожно легли на хрупкие плечики ребенка. — Давай-ка поговорим, как мужчина с мужчиной. Присядем-ка на диван, и выкладывай все начистоту.

Серьезная мужская беседа затянулась надолго. Не смея прерывать ее, мама дважды подогревала на кухне остывший обед. Остаток дня Димушок ходил сосредоточенный, углубленный в себя, как полководец перед решительным сраженьем. А вечером, уложив сына в постель, отец ободряюще подмигнул:

— Помни же: никого не зови. Иди смело. Какой из тебя космонавт, если темноты боишься? Не забывай — мужчина ты. Это очень ответственно и ко многому обязывает.

Димушок ответил жалкой улыбкой.

…Как всегда, Бабай явился глубокой ночью.

Пронзительный взгляд его магического зеленого ока был способен убить всякое мужество. Поэтому, готовясь к страшному поединку, Димушок старательно отворачивал голову, чтобы даже случайно не 156 взглянуть на цитадель противника — под стол. План баталии во всех подробностях был обдуман еще днем. Оставалось действовать.

…Первый вызов врагу — одеяло отброшено к ногам. Это должно означать: «Забрало поднято! Осмелишься — нападай!»

Коварный противник затаился, ничем не выдает своего присутствия. Тогда следует еще один дерзкий выпад — Димушок встает в кроватке во весь рост. Сердце у него провалилось куда-то глубоко-глубоко, перехватило дыхание.

Но враг (о, чудо!) оставил без внимания и этот безумно смелый маневр. Уж не бежал ли он позорно из-под стола?

Теперь только не выпускать из рук инициативы! Димушок решается взглянуть опасности прямо в лицо. Бабай оказался на месте, под столом. Пугающий вечным безмолвием, он чего-то ждал, поблескивая неусыпным глазком.

«Чего же ты ждешь? хочется крикнуть Димушку. — Ты же видишь меня… Ну!»

Кровь оглушительно стучит в висках, когда Димушок заносит ногу над решеткой кроватки.

Вот он уже на полу, босиком, маленький, тонкий, задыхающийся. Он собирается идти один на один против таинственного всесильного Бабая… Но как трудно сделать первый шаг! Как страшно тяжелы ноги! Может быть, все-таки закричать, пока не поздно? Позвать на помощь?

Непонятно, почему медлит косматый Бабай? Неужели он не видит своим мерцающим глазком — во мраке посреди комнаты один-одинешенек стоит безоружный мальчишка?

…По улице промчался запоздалый автомобиль, и привычный бодрый гул его мотора придал Димушку смелости. Он делает первый шаг навстречу врагу. Помедлив, еще один шаг… И еще полшага.

Теперь Бабай рядом. Если присесть на корточки, можно дотянуться рукой. Отступать уже поздно: побежишь — схватит сзади.

Холодея от ужаса, Димушок падает на колени и, защищая одной рукой лицо, другой начинает быстро шарить под столом. Крик отчаянья колючим комком застрял у него в горле.

…Но куда вдруг девался ужасный Бабай?!

Там, где минуту назад поблескивал неусыпный глазок, стояла возле стены забытая пивная бутылка, и невесть откуда взявшийся лучик зеленым светлячком уселся на ее горлышке. Протянувшийся по полу хвост оказался тенью от ножки стола. Что же касается горбатого и косматого тела чудища, то его не было вовсе. Со стола наискось свисала плетеная сетчатая скатерть, и только.

В комнате было по-прежнему темно, но покров таинственности навечно был сорван с темноты, и она почти не пугала больше.

Комод опять стал просто комодом, а не ширмой для вездесущего Бабая. Со стула, как выяснилось, свисали совершенно безобидные папины брюки, подслеповатым желтым угольком тлела у пояса медная пряжка. На полу протянулся обыкновенный коврик с загнутым уголком, такой привычный, спокойный и милый, что захотелось погладить его ладошкой.

Теперь, когда страх растаял окончательно, мстительное чувство вдруг замутило умиротворенную душу ребенка.

— Бабай! — позвал Димушок, сжимая кулачки. — А ну, выйди, Бабай!

Тишина была ответом. Сонно тикали на комоде часы.

— Выходи же, Бабай! Боишься? продолжал взывать маленький воин, восхищаясь собственной отвагой.

Вместо поверженного чудища, явился на голос отец. Сграбастал храбреца в охапку и потащил к постели.