Приглядевшись, Диля замечает и других: тут и там по крутому склону вкраплены рыжеватые пятна. Целое стадо! Все поджарые, стройные. Некоторые каким-то чудом держатся на совершенно отвесной круче.
— Не туда глядишь! — снова зашептал Шакир. — Ниже смотри и левее.
Без этой подсказки Диле нипочем бы не заметить его. А теперь пестрый, золотистого оттенка камень вдруг ожил, приобрел очертанья непомерно большой кошки. Невидимый для козерогов, рассыпавшихся по склону, барс тянулся к ним носом, выцеживая в порывах ветра какие-то чрезвычайно важные для себя запахи. Ветер лохматил его роскошную, в темных подпалинах шкуру, делая текучими, изменчивыми контуры его удлиненного сильного тела.
Легко и невесомо, словно тень, барс скользнул к выступу скалы и встал во весь рост, опершись передней лапой о камень. Пушистый хвост его игриво подергивался, живот подтянулся. Вот он выгнул гибкую спину и совсем по-кошачьи сладко зевнул, широко раскрывая розовую пасть. Диля счастливо рассмеялась.
— Тихо! — зашипел Шакир. — Спугни мне только! Это такая чуткая тварь…
Барс и вправду обернулся в их сторону. Вытягивая шею, начал принюхиваться. Но ничего подозрительного, как видно, не обнаружил, потому что мягко опустился на все четыре лапы и не пошел, а как бы потек вверх по склону, легко и красиво переливая все тело вслед за выставленной лапой. Даже издали чувствовалось, что движется он совершенно бесшумно, ловко обтекая встречные камни. Открытые места он проскальзывал с особой осторожностью — пригнувшись, почти распластываясь по земле. В укрытиях, будь то груда камней пли приземистый кустик, на минуту затаивался, вытягиваясь на передних лапах и жадно принюхиваясь.
— Ну, и хитер, шайтан! До чего же ловкий охотник! — восхищенно прошептал Шакир и добавил с затаенной угрозой: — Но погоди же! Мы тебя все равно перехитрим. Считай, спета твоя песенка.
«Перехитрим!»… Сколько раз потом одурманенная охотничьим азартом повторяла Диля это коварное слово… Три дня рыскал Шакир в окрестных горах, выслеживая излюбленные тропы барса, чтобы наверняка насторожить ловчие петли. И вот (наконец-то!) Диляре доверено настоящее, ответственное и, как ей нравилось думать, совсем небезопасное дело.
Дважды в день — ранним утром и перед закатом солнца — она должна выезжать на Комузе высоко в горы. Так высоко, что по утрам голубоватый искристый иней осыпает там выстуженные за ночь камни и траву.
Едет Диляра на свой пост осторожно, скрываясь за гребнем горы. На этом Шакир настаивал особенно строго: вид всадника на коне может взбудоражить барса, а тот должен смело ходить по привычным своим тропам. В узком лазе меж глыбами камней подстерегает его искусно запрятанная петля. Заросли пахучей арчи отбивают запах металла. Стальная петля вдобавок старательно, до позеленения натерта душистой эфедрой, присыпана пылью и мелкой арчовой хвоей. В середине петли притаилась прочная капроновая сетка. От нее, невидимый, крадется поводок к тугой настороженной пружине. Ступи только лапой на сетку, сорвется поводок, и ожившая пружина в мгновение ока захлестнет петлю вокруг лапы. Лязгнет коварная защелка, и тогда безумствуй от ярости, катайся по земле, грызи петлю зубами — все равно твоя песенка спета.
Охотнику не нужно подъезжать вплотную, чтобы проверить, сработал ли самолов. Издали, с соседнего хребта, видна в бинокль одинокая арча, как бы вплавленная в слепящую белизну ледника. Это и есть сигнальная вешка. Стоит деревце нетронутым, значит, пока не повезло тебе, охотник. Запасайся терпением, поворачивай коня и возвращайся к своему костровищу. Повалена арча — не мешкая, спеши вязать пятнистого пленника, пока не изуродовал он себя в отчаянных попытках освободиться.
Четыре дня выезжала Диляра на свой высокий, овеваемый певучими ветрами пост. И всякий раз нетронутая рыжая вешка, будто издеваясь, четко маячила на белизне ледника. И уже закрадывалось подозрение — не поставил ли Шакир ее самолов в совершенно безнадежном месте, на прошлогодней, давно не хоженной тропе? Поставил просто так, чтобы отвязаться от девчонки, чтобы не ныла о настоящем деле и не увязывалась с ним, когда на резвом Уларе отправлялся он проверять три другие самолова, настороженные далеко отсюда — за склоном синего хребта.
В то памятное утро Диле нездоровилось. Больше, чем обычно, одолевала «горняшка», раздражал привязчивый кашель. Она совсем было решила пропустить одно «дежурство», потом все-таки превозмогла слабость и с уздечкой через плечо вышла на луг. Комуз издали увидел лепешку в ее руке и заржал звонко, заливисто. Наверно, еще жеребенком потешал он конюхов редкой голосистостью, коль назвали его так же, как зовется киргизская бандура.
Читать дальше