Паулина Киднер - Мой тайный мир

В деле заботы о животных, как и в любом другом, бывают спои взлеты и падения, звездные и скорбные часы. Сколько радости доставляют мне летняя пора, счастливая любовь, забота о братьях наших меньших, появление на свет новых существ — и как бывает грустно, когда вдруг все идет наперекосяк! Горько и обидно, когда влажная скользкая фигурка, выкатившись из чрева коровы, остается неподвижной. Нежно мыча, корова легонько толкает своего родившегося неживым теленка, думая его расшевелить; она никак не может взять в толк, почему это теленок не движется. Несчастье, когда внезапно прерывается подача электричества — тогда наутро, отправляясь проведать цыплят, видишь вместо задорно попискивающего пушистого ковра такой же пушистый, но безжизненный комок. Прискорбно, когда ветеринар обнаруживает у коровы мастит или молочную лихорадку или когда животное достигает старости — тогда бесполезная для фермы корова подлежит выбраковке. По причине болезни, старости ли — все больно.

…Пока ты не проникнешься жизнью фермы и не разберешься в логике сельского быта, тебе не удастся составить о нем свое объективное суждение. Прямо скажем, многие вещи здешнем стиле жизни мне не по душе, но я понимаю, откуда они происходят. Этот стиль складывался в течение сотен лет повседневной борьбы за существование. А где-то рядом рост численности человеческих существ, их алчность и, как следствие, возрастание спроса и предложения вызвали к жизни то, что мы называем прогрессом. Впрочем, живя на ферме, я вряд ли задумывалась о тех материях, о которых в наши дни идут такие ожесточенные споры. Есть ферма, есть присущий ей уклад бытия — и ты его приняла. Здесь ты близка к природе, как нигде.

Правда, не так-то легко было смириться с холодом. Я люблю зиму за ее морозные утра и туманные дни, но когда приходится разбивать лед в корытах с водой и с усилием соскребать с полу примерзший навоз, думается почему-то совсем другое. К тому же мой фургончик промерзал до основания — когда я возвращалась после уик-энда, то постельное белье можно было стоймя ставить у стенки. На обогрев требовалось около часа. От холода руки покрылись язвочками — когда, проснувшись поутру, я пыталась подвигать ими, язвочки начинали кровоточить.

Спасением от холода была овсянка за завтраком — я посыпала ее бурыми крупицами сахара и сдабривала свежими желтыми сливками, которые соскребала со стенок бидона. Как бы там ни было, зима не убила меня, и я готова была перенести следующую.

…Вскоре после того, как я оказалась на ферме Пенни-уэлл, мне подарили щенка. Это была моя первая собственная собачонка, и я назвала ее Пенни. Конечно, приходилось мириться с многочисленными лужицами — и все-таки она была великолепна. Шкура у нее была черного цвета, перемежавшегося с желтовато-коричневым. В этой собачке перемешались непонятно какие породы, зато она всюду преданно следовала за мной. Она скрашивала мое неуютное бивачное житье — спала в ногах вместо грелки и будила по утрам, когда приходило время гнать коров на дойку… У нас установился некий порядок: большую часть времени она проводила в моем обществе, иногда убегала, но недалеко и ненадолго.

…Но вот как-то в субботу, в послеобеденное время, я сидела в фургончике и слушала радио, когда до моих ушей донеслось знакомое царапанье. Ничего себе — я и не заметила, что она отсутствовала! Но тут я увидела, что с ней творится что-то неладное — бока отяжелели, начались позывы на рвоту; Я подхватила ее на руки и вынесла вон. Когда я положила ее на землю, лапы разъехались, и ее вытошнило. Она дрожала всем телом. Я тут же кинулась к мистеру Боллу, который не замедлил явиться. К этому моменту из пасти собачонки уже хлестала пена. Мистер Болл мигом позвонил ветеринару и посадил нас с Пенни в машину. Поездка показалась мне вечностью. Пока доехали, у собачонки начались спазмы, закатились глаза, а из пасти пошла слюна. Она потеряла сознание, и я поняла, что спасти ее не удастся.

Стараясь не делать резких движений, я внесла ее в клинику, но она умирала у меня на глазах. Даже когда я положила ее на стол, было очевидно, что врач ничем помочь не сможет. Из ее глотки исторгся страшный вопль, и тело замерло в неподвижности.

Слезы залили мне лицо. Я не могла поверить в происшедшее. Всего какой-нибудь час назад она вертелась около меня, здоровая и жизнерадостная, а теперь лежит недвижно, с застывшей в глазах мукой! Ветеринар объяснил, что в ее агонии наблюдались классические симптомы отравления стрихнином — очевидно, она польстилась на отравленную приманку, которую фермеры кладут около курятников для воровок лисиц. У меня в голове не укладывалось, как можно сознательно убить животное таким вот варварским способом. Очевидно, Пенни убежала на чью-нибудь соседнюю ферму и подобрала там приманку. Поэтому, пока я жила на ферме Пенниуэлл, я больше не заводила собак, не желая подвергать их риску.