Паулина Киднер - Мой тайный мир

Видимо, то, что я рано приучилась баловать своих питомцев, и послужило причиной сокрушительного фиаско моего сценического дебюта. Восьмилетней девчушкой я выступала на воскресных утренниках в школе с чтением стихотворения «Беги, кролик, беги!», а гвоздем программы должна была стать настоящая крольчиха из моего домашнего живого уголка. Однако во время первого представления длинноухая артистка сидела как пришпиленная у меня на руках и не думала никуда бежать; иные зрители даже подумали, будто это чучело. Ну ладно, ко второму представлению я подготовилась основательно, припася в качестве приманки несколько листьев салата-латука, который намеревалась положить в уголке сцены — какой кролик не соблазнится и не побежит! Когда же я, вся изведясь, дождалась своей очереди и вышла на сцену, выяснилось, что приманка благополучно съедена. Негодница крольчиха и на втором представлении спокойно просидела у меня на руках — еще бы, ведь бежать ей было не за чем! Считаю, это был мой первый урок работы с животными.

Когда я была ребенком, наша семья не раз переезжала — того требовала работа отца, служившего в полиции графства Кент. Обустройство на новом месте мы всегда начинали с того, что искали наиболее подходящие маршруты прогулок с собаками. На утреннюю прогулку их всегда вел папа, на дневную — мы трое: мама, Джуна и я. Как сейчас помню наши первые прогулки, когда мы жили в Уолдерслейде: маршрут проходил по заброшенной дороге, тянувшейся прямо от нашего дома до самого леса.

Уже в ту пору осень была моим любимым временем года. Улица, на которой мы жили в Уолдерслейде, называлась Каштановая — она и в самом деле была обсажена каштанами. Возвращаясь из школы домой, я любила бродить меж золотых курганов, с особым удовольствием наблюдала, как ветер кружит листья, будто вдыхая в них жизнь, и разбрасывает по дороге. А когда шел дождь, наступал поистине мой праздник, особенно под вечер, в сумерки. Потоки воды стремятся по улицам, точно горные реки, играя отраженным светом уличных фонарей; одно за другим зажигаются окна, и капли скатываются вниз по стеклам, запотевшим от домашнего тепла. Я же, нахлобучив шляпу и закутавшись в шарф, весело шагаю домой, пиная ногами сухие золотистые холмы; от такой физзарядки щеки у меня пылают как огонь. А я уже предвкушаю удовольствие от горячего кофе, который — я надеюсь — будет готов к моему возвращению, может быть, даже с ячменными лепешками! Какими живыми все-таки могут быть воспоминания!

Гуляя с собаками по лесам, я, как, наверное, и большинство молодых, мало что знала об их исконных обитателях. Я любовалась семейками грибов, разбежавшимися по одряхлевшим пням, густыми мхами, укутавшими зеленым одеялом стволы поваленных деревьев, но понятия не имела, что и грибы и мхи — часть жизненного цикла; под их воздействием медленно распадаются отмершие листья и древесные ткани, вскармливая собою почву, чтобы по весне возродилось к жизни новое поколение растений. Мне и в голову не приходило, что среди многообразных видов, составляющих дикую природу, немало таких, которые нуждаются в защите. Слава богу, в наши дни образование помогает людям восполнить этот пробел.

Когда мы переехали в Уиллсборо, что близ Эшфорда, маршруты наших прогулок пролегли по просторным полям и доходили до фермы Хинксхилл. Однажды, во время прогулки с собаками, моим глазам предстало странное зрелище: ограда лесничества, на котором лесник, охранявший дичь, развесил «трофеи» — убитых им животных, считающихся вредоносными, чтобы показать, с каким рвением он занимается своим делом. На колючей проволоке висели тушки кротов, белок, горностаев и ласок. К счастью, в наши дни такие вещи практикуются все реже — со времени Второй мировой войны число лесников, «охраняющих» дичь, заметно сократилось, что позволило восстановить численность многих видов животных — в частности, черного хоря, который наверняка был бы полностью истреблен у нас в стране, если бы преследование продолжалось.

Подгоняя собак, я со всех ног бросилась прочь от этого жуткого места и с тех пор выбирала другие тропки для прогулок. Но маршрут неизменно заканчивался фермой, расположившейся у подножья высокого крутого холма. Это было крупное молочное хозяйство, и мне разрешалось заходить поглядеть на телят, которые рады облизать тебе пальцы, а потом полюбоваться импозантным хирфордским быком с блестящим медным кольцом в ноздрях. Я любила запахи фермы: сладкий — сена и резкий — коровьего хлева. Час за часом пролетал незаметно, но тогда я и подумать не могла, что фермерство заинтересует меня как занятие, которому можно посвятить жизнь.