Стелла Брюер - Шимпанзе горы Ассерик

После того как эти двое поселились у нас, начались дожди и мы неожиданно приобрели еще с десяток птиц. Однажды утром, после сильной бури, мы с Хетер проходили мимо большого дерева, усыпанного гнездами ткачиков. Во время ночного шторма многие из этих искусно сплетенных гнезд упали и теперь, мокрые и бесформенные, лежали на земле. Неожиданно я заметила тощего пятнистого кота, внимательно осматривающего остатки гнезд. Наконец он нашел то, что искал, и, быстро разломав гнездо, начал есть его крошечных, еще не оперившихся обитателей. Я позвала Хетер, и мы вслед за котом занялись поисками птенцов. Большая часть их была уже мертва, но все-таки мы нашли двенадцать живых птиц. Сняв с себя рубашки — единственное, что было на нас сухого, — мы завернули в них остывшие тельца. Хетер предложила взять также несколько гнезд, чтобы птенцы находились у нас в привычной обстановке.

Придя домой, мы как следует высушили гнезда и выстлали их ватой. Под маминым руководством мы по нескольку раз в день кормили птиц, спичками закладывая пищу в их вечно разинутые рты. Двое из наших питомцев умерли, но остальные выжили и вскоре улетели.

Местные жители, заметив наше страстное увлечение, начали приносить нам все новых животных — как правило, осиротевших детенышей. С ранних лет мы с Хетер научились составлять разные молочные смеси, чтобы удовлетворить потребности каждого из наших воспитанников.

Обычно люди убивают крыс, но один молодой фермер, найдя большое гнездо гамбийской крысы с выводком, не уничтожил его, а принес малышей в подарок нам с Хетер. Крысята были розовые и еще слепые. Всех найденышей нам не удалось вырастить, но трое выжили и превратились в очаровательных ручных зверьков. По-видимому, они были довольно близоруки, но дефект зрения восполнялся за счет других органов чувств: их серебристые усики беспрестанно вибрировали. Крысята всегда прибегали на зов и любили, когда их гладили. Они не сопротивлялись, если мы брали их в руки, и начинали перемещаться по нашему телу, щекоча своими подвижными усиками. Правда, я не выносила щекотки и не могла долго терпеть, когда они ползали по моей шее.

Но вот в доме появился Пинни — сердитый молодой дикобраз, — и все мы поначалу растерялись, не зная, куда его деть. Потом решили на первое время, пока не подыщем более подходящего места, посадить его в загон для уток, который мама соорудила на заднем дворе. Трудно было сделать более удачный выбор: Пинни прекрасно приспособился к новым соседям, а еще лучше — к их кормушке. Во всем этом был единственный недостаток — Пинни выгонял любого из нас, когда мы пытались кормить уток. По-моему, мама вздохнула с облегчением, обнаружив однажды утром, что Пинни убежал, сделав подкоп под проволочной оградой. Больше мы его никогда не видели.

Я прекрасно помню еще одного питомца тех далеких времен — Олли, самца африканской сипухи. Из-за внушительного клюва мы сначала кормили его с помощью пинцета, но скоро поняли, что можем, не опасаясь, использовать для этой цели свои пальцы. Обычно он осторожно брал пищу и держал некоторое время в клюве. Потом, чуть склонив голову набок и моргнув блестящими глазами, делал глотательное движение, и пища исчезала у него в горле. Ему явно нравилось, если мы осторожно гладили ему голову и шею, и по вечерам он часами сидел на плече у кого-нибудь из нас. Когда же он начал уверенно летать, мы стали выносить его в сад, и он, облетев вокруг дома, всегда возвращался к нам. Постепенно его полеты делались продолжительнее, и наконец настал вечер, когда он не вернулся. Спустя два дня мы, как всегда, сидели после ужина в гостиной. Внезапно за окном раздался хриплый крик — это Олли, целый и невредимый, требовал, чтобы его впустили и накормили. Олли навещал нас еще многие годы. Часто он неделями не заглядывал к нам, но спустя какое-то время неизменно появлялся вновь. Мы испытывали волнение и гордость за него — он жил на свободе и, судя по всему, неплохо приспособился к самостоятельному существованию.

Каждое воскресенье мы отправлялись с отцом на прогулку в лес в сторону Юндумского аэропорта. Это был небольшой островок девственного леса, в котором нашли приют многие представители животного мира Гамбии. Обычно мы вставали очень рано, чтобы на рассвете уже быть на месте, а потом медленно брели через лес, пока солнце поднималось ввысь. Свет, проникавший сквозь кроны, и пение птиц создавали вокруг нас сказочный мир. Мы с Хетер хватали друг друга за руки и восхищенно улыбались, увидев на вершинах деревьев черно-красных гверец. Это были довольно крупные обезьяны с черными спинами и темно-каштановыми лапами. Их похожие на веревки хвосты были почти неразличимы среди свисающей с деревьев паутины лиановых нитей. Иногда, если мы вели себя тихо, нам удавалось подсмотреть, как они кормятся. Но это редкостное зрелище всегда длилось недолго: заметив нас, обезьяны спасались бегством, делая при этом головокружительные прыжки.