Стелла Брюер - Шимпанзе горы Ассерик

Познакомившись с Тимом и Чарли, мы с мамой вышли в сад, чтобы увидеть антилоп — Бэмби и Буфула. Они тотчас подошли к нам и стали слегка подталкивать маму, требуя положенной бутылки с молоком. Их ничуть не трогало, что рядом стояли мы с Хетер — два совершенно незнакомых им существа. Они были как две капли воды похожи на диснеевского Бэмби: те же большие, как лепестки, уши, те же влажные карие глаза. Длинные ножки казались слишком хрупкими для их каштановых телец. Бока у антилоп были исчерчены вертикальными и горизонтальными полосами, а круп покрыт светлыми пятнышками. На протяжении всей своей жизни оба животных отличались абсолютным отсутствием страха, которое так поразило нас в первый день. Даже если происходило что-нибудь из ряда вон выходящее, они никогда не впадали в панику, хотя это характерно для других представителей их вида. Когда они выросли и стали жить на свободе, то остались такими же спокойными и дружелюбными, как и в тот далекий день нашего знакомства с ними.

Мы с Хетер скоро приспособились к заведенному в доме распорядку и сняли с родителей часть лежавших на них обязанностей по уходу за животными. Теперь кормлением сервала и генеты занимались мы. Соска от бутылки была великовата для Тима, но он тем не менее научился ее сосать. Во время кормежки он вел себя куда спокойнее Чарли, который так радовался молоку, что хватал бутылочку передними лапами и подтягивал ко рту, выпуская острые когти. При этом он не щадил и наших рук, так что приходилось надевать перчатки, когда мы приносили ему еду.

Чарли был еще совсем маленьким и, как все котята, любил проказничать. По утрам он бесшумно прокрадывался в нашу спальню, на мгновение замирал возле двери, приводя в готовность подергивающиеся мышцы, прежде чем одним прыжком перемахнуть через всю комнату и очутиться у меня на кровати. Здесь он начинал грызть и царапать те части моего тела, которые высовывались из-под одеяла. Это был далеко не лучший способ пробуждения, но во много раз более эффективный, чем звонок будильника. По крайней мере, у меня никогда не возникало желания поваляться в постели лишних пять минут. Если я, пытаясь спастись от него, залезала под одеяло, Чарли садился и ждал, готовый при малейшем движении снова наброситься на меня. В конце концов он уставал возиться и ложился на подушку, свернувшись клубком возле моей головы. Вскоре раздавался громкий ритмичный звук удовлетворенного мурлыканья. Тогда я вставала, а Чарли целиком завладевал постелью.

Тесс тоже была еще очень молода и любила пошалить. Вечерами они с Чарли затевали бесконечные игры на лужайке перед домом. Они гонялись друг за другом на предельной скорости, потом вдруг без всякого предупреждения преследуемый разворачивался и становился преследователем. Иногда они сталкивались и затевали энергичную борьбу, которая кончалась так же внезапно, как и начиналась: один из них или оба одновременно подпрыгивали и бросались прочь, приглашая партнера пуститься вдогонку.

Чарли быстро подрастал, превращаясь из неряшливого котенка в красивую кошку. Его пятнистая шерсть была безупречной. В походке, посадке головы, царственном пронзительном взгляде было нечто завораживающее. Вечером все обитатели дома, в том числе и две недавно появившиеся у нас молодые гиены — Буки и Бастер, — устраивали на лужайке настоящий цирк, выплескивая бьющую через край энергию. Тим обычно держался в стороне от этих шумных сборищ: подросшие товарищи, сделавшиеся слишком большими и тяжелыми, в азарте игры подчас не видели его, пока не оказывались у него на спине. Чарли тоже был мельче других, но его выручала быстрота реакции: если забавы становились слишком необузданными, он спасался бегством на одно из деревьев, растущих в углу сада.

Подрастая, Чарли стал все дольше пропадать по вечерам в кустарниковых зарослях. В конце концов у него выработался четкий распорядок: днем, выбрав тихий уголок, он спал, свернувшись клубком на удобной подушке или на куче белья. Вечером просыпался и шел в кухню, где его ждали мясо и молоко. После ужина приходил в гостиную, где все мы в это время собирались, и проводил с нами около часа. Постепенно Чарли становился все более беспокойным и наконец решительно устремлялся к двери. Полуобернувшись и в последний раз посмотрев на нас, он исчезал в ночном мраке. Возвращался он, когда все уже были на ногах, и с нетерпением ждал положенной ему миски с молоком. Потом отыскивал тихое место и проводил там остаток дня.