Я вытащил флягу и собачью миску и налил ему воды. Он жадно выпил все до капли. Затем я присел рядом с ним на мостовую. Странное это было знакомство — на обочине дороги, по которой проносились автомобили, в безобразном желтом свете фонарей, — но Девон больше не боялся. Я предложил ему еще одно печенье, и он его принял. Потом еще два. Потом осторожно протянул руку и почесал ему голову. В первый раз за вечер уши его встали торчком.
— Девон, приятель, послушай меня, — негромко заговорил я. — Все будет хорошо. Все будет хорошо.
Я чувствовал его растерянность и уныние. Но чем я мог ему помочь? Пока — только чесать за ухом и давать одно печенье за другим. Он брал угощение, не сводя с меня внимательных, настороженных глаз. Чувствовалось, что он оценивает меня, как и я его.
— А сейчас мы сядем в машину и поедем домой, — говорил я. — Не знаю, что у тебя в прошлом, но теперь все это позади. С тобой все будет хорошо. Я работаю дома, я все время буду с тобой. Ты будешь часто гулять, будешь есть вкусную еду. А я буду с тобой внимательным и терпеливым. Я о тебе позабочусь. Поверь мне, Девон, хорошо?
Я протянул руку — и он осторожно ее лизнул.
Я открыл дверь, и Девон вспрыгнул на сиденье так, словно уже миллион раз это проделывал. Я немного приоткрыл окно, и он тут же высунул нос наружу. Его любопытство играло мне на руку: отсюда, из окна машины, освещенный тысячью огней аэропорт уже не пугал, а притягивал. Девон то поворачивал голову ко мне, то снова оборачивался кокну. Я понимал, что в голове у него вертятся вопросы: кто этот человек? Что это за место? Куда мы едем?
— Все хорошо, — повторял я. — Все нормально. — И кажется, он начинал мне верить.
Четверть часа спустя мы подъехали к дому. Лабрадоры радостно прыгали на забор, вилянием хвостов приветствуя мое возвращение. Вышел Девон. Опустив голову и прижав уши, он приблизился к лабрадорам. Трое псов осторожно обнюхались. Джулиус смотрел на меня с сожалением и заботой; во взгляде Стенли, более самоуверенного и резкого из двоих, чувствовался явный скептицизм.
Прежде чем знакомить Девона с Полой, моей женой, и показывать ему дом, я решил вывести его на прогулку. Несколько сот метров он прошел со мной совершенно спокойно, уткнув нос в землю и обнюхивая мостовую. В первый раз за вечер я расслабился. Тихая пригородная улочка, усаженная деревьями, по сравнению с шумным аэропортом казалась настоящим раем.
Однако, как выяснилось, расслабляться не следовало: вдруг поводок, резко дернувшись, вырвался из моей руки — и Девон исчез. Я оглядывался кругом, но не видел никаких следов собаки — пока вдруг, бросив взгляд на проезжавший мимо мини-вэн, не обнаружил пса у него на крыше!
Я не верил своим глазам. Да и как поверить? Ведь собаки не летают!
Я бросился в погоню, размахивая совком для закапывания собачьих экскрементов и громко крича:
— Эй! Эй, стойте! Стойте, у вас собака на крыше!
Фургон начал замедлять ход — видимо, водитель заметил меня в зеркале заднего вида. Уж не знаю, что он подумал, увидев, как по ночной улице, отчаянно вопя и размахивая совком, бежит за ним немолодой и довольно крупный мужчина, но автомобиль начал набирать скорость.
Боже милостивый! — думал я. Как же ему удалось туда забраться?
Я остановился и заорал во всю силу своих легких:
— Девон, ко мне! Быстро!
На этот раз я не умолял, а приказывал. И это подействовало: легко, словно с детского стульчика, Девон спрыгнул с крыши фургона и приземлился на тротуар.
— Сидеть! — завопил я.
Он сел, удивленно глядя на меня, словно не мог понять, из-за чего поднялся такой шум. Затем отвернул морду, словно смущаясь или боясь, что я его ударю. Я взял его за поводок, и мы двинулись к дому.
Так начался для меня Год собаки.
Из-за забора, огораживающего наш задний дворик, с интересом следили за развитием этой драматической сцены Джулиус и Стенли.
Оба они в то время были очень красивы — крупные, мускулистые, с прекрасной шерстью, с глубокими темными глазами. Когда я, еще не оправившись от пережитого потрясения, вел Девона к дому, мне пришло в голову, что теперь у меня появилась возможность познать собачий характер с разных сторон. Если Девон — нервное, беспокойное создание, то Джулиус и Стенли — образцы миролюбия, безмятежности и легкости нрава.
Когда я думаю о своих лабрадорах, чаще всего мне вспоминаются летние дни на пляже Национального парка Кейп-Код. Волны с легким шипением набегают на песок, над головой пронзительно кричат чайки. На горизонте тихо скользят гигантские теплоходы и скромные рыболовецкие суденышки. Заходящее солнце окрашивает бурые дюны теплым янтарным цветом.
Читать дальше