Фарли Моуэт - Не кричи - «Волки!»

Я увидел его только на следующий день, когда вернулся из тундры, где ставил мышеловки. Он увязывал свои нехитрые пожитки, видимо, готовясь в дальний путь. Сдавленным голосом, торопясь и глотая слова, он пролопотал, что его настоятельно вызывают в становище эскимосов к больной матери, где ему, вероятно, придется задержаться. С этими словами он выбежал к собакам, которые были уже запряжены, и на бешеной скорости умчался в северном направлении. Меня очень опечалил отъезд Майка: ведь теперь я остался в полном одиночестве, один в окружении волков. С научной точки зрения, пожалуй, это даже неплохо, но жутковатая атмосфера, как при чтении «Собаки Баскервиллей», казалось, сгустилась вокруг меня в этой безлюдной, оголенной ветрами тундре.

Нужно сказать, что я еще окончательно не решил, каким образом следует знакомиться с волками. Мне очень хотелось, чтобы при первой встрече Майк представил меня. Но, что ни говори, болезнь матери, безусловно, важнее всех моих научных забот (хотя мне и сейчас невдомек, откуда Майк мог узнать, что его мать захворала).

Итак, первоочередную и самую тяжелую задачу — установить контакт с волками — мне пока не удалось решить, и я занялся подготовкой графиков и таблиц полевых работ. Программа их была детализирована до предела. Так, например, только в разделе «Брачные повадки» насчитывалась пятьдесят одна подтема, и каждая требовала глубокого изучения. К концу недели у меня кончилась бумага. Настало время выйти в поле!

Мне, как новичку, следовало, осваиваясь в тундре, соблюдать осторожность. Поэтому на первый раз я удовлетворился кольцевым маршрутом вокруг избушки в радиусе трехсот метров.

Эта экспедиция мне много не дала, если не считать находки четырех или пяти сотен оленьих скелетов; по существу, вся окружающая территория была точно ковром покрыта костями карибу. В Черчилле мне удалось выяснить, что трапперы никогда не стреляют в карибу — значит, их зарезали волки. Таков был трезвый научный вывод. Если принять, что норма убыли оленей одинакова во всем районе, то по обнаруженным скелетам можно судить, что только в Киватине волки губят в среднем двадцать миллионов оленей в год!

Прошло три дня после обескураживающей прогулки по кладбищу костей, прежде чем я смог выбрать время для следующей вылазки. Вооруженный винтовкой и револьвером, я прошел около километра, но волков не встретил. Зато с большим удивлением заметил, что плотность покрова из останков карибу уменьшается по мере удаления от промысловой избушки почти в геометрической прогрессии. Меня крайне озадачило, что волки выбирают место для страшной бойни почкму-то поближе к человеческому жилью, и решил расспросить об этом Майка, если, конечно, когда-нибудь его увижу.

Тем временем в тундру пришла дружная, стремительная весна. Снег таял так быстро что замерзшие реки не успевали унести талую воду, и она поднялась метра на два над поверхностью льда. Наконец, лед с грохотом тронулся, но вскоре образовались заторы, и паводок затопил избушку, принеся с собой нечистоты, скопившиеся за долгую зимовку четырнадцати ездовых собак.

Постепенно заторы прорвало, и вода сошла, но избушка потеряла прежнюю прелесть, так как на полу остался отвратительный осадок. Поэтому я был вынужден разбить палатку на галечной гряде, чуть повыше избушки. Но заснуть мне той ночью помешали какие-то странные звуки. Я мгновенно сел в постели и внимательно прислушался. Звуки доносились с севера, из-за реки — какая-то смесь воя, хныканья и жалобных стонов.

Вскоре я разжал руку, которой схватил винтовку. Уж если научные работники чем и сильны, так это умением учиться на опыте: меня, например, дважды не одурачишь! Конечно, воет лайка, и, по-видимому, молодая, я даже подумал, что это одна из собак Майка (у него, кстати, было три больших, но еще не выезженных щенка, которые бегали за упряжкой). Очевидно, пес заблудился, по следу вернулся домой и теперь молит о внимании и помощи. Я был растроган. Если щенок нуждается в друге-приятеле, пусть располагает мной! Я быстро оделся, сбежал к реке, вскочил в каноэ и стрелой помчался на другую сторону.

Щенок ни на минуту не прекращал горестных стенаний, и я уж совсем собрался откликнуться, но вовремя сообразил, что чужой человеческий голос спугнет его. Лучше подкрасться вплотную и ласково подманить бедняжку.

По силе доносившихся звуков можно было судить, что собака находится всего в нескольких шагах от берега. Но когда в тусклом полусвете я выскочил из лодки, персек полосу щебня и перебрался через галечные косы, звуки слышались все на том же расстоянии. Ясно — щенок отбегает, вероятно, боится меня. Чтобы не отогнать его, я старался двигаться бесшумно, даже когда жалобный вой прекратился и направление пришлось определять наугад. Впереди замаячила крутая гряда — вот поднимусь на немм и сразу увижу беглеца! Последние метры, оставшиеся до гребня, я прополз на животе (помогло искусство разведчика, приобретенное еще в бойскаутах) и затем осторожно приподнял голову — вот он, мой песик. Мы столкнулись нос к носу. Нас разделяли каких-нибудь два метра. Он лежал, очевидно, отдыхая после минорного концерта. Мы молча уставились друг на друга. Не знаю, что происходило в его массивном черепе, но моя голова наполнилась роем тревожных мыслей. Прямо на меня пристально глядели янтарные глаза матерого тундрового волка; по-видимому, он был тяжелее меня и, бесспорно, гораздо лучше владел техникой боя без оружия.