Андрей Илларионов - Шаги по Сибири

В притоках Берди водится выдра, охотится за хариусом и иной рыбешкой. Местный лесник утверждал, что не одна рыбья мелочь обитает в Берди. Есть будто бы и двухметровые щуки. Сначала не верил ему, а как промерил плесы шестом и оказалось, что до дна он не достает, подумал: может, и водятся здесь щуки-гиганты.

Осенью заросли Салаира привлекают немало любителей собирать ягоды. И на всех хватило бы, да трудность в том, как до ягоды добраться. Каждый шаг стоит великих усилий. Перелезать через поваленное дерево — все равно что пытаться стать акробатом. Сапог то оказывается накрепко опутанным ветками кустарника и стеблями прошлогодней травы, то внезапно проваливается в яму. Сломать здесь ногу — пара пустяков, а тогда уж и с места не сдвинешься.

Вот почему дикую ягоду собирают пока в основном вблизи дорог. Сколько ее остается в глуби таежных массивов — занимает ботаников-ресурсоведов. И для сибиряка, испытывающего недостаток витаминов, это не безразлично.

Кто знает, по какому пути: глубинных ли экспедиций заготовителей, постепенного ли окультуривания диких ягодников, пойдет заготовка таежных деликатесов. Ясно одно: дело это перспективное.

А еще Салаирский кряж — лучшее место для пчеловодства. Таежный или алтайский мед — светлый, тягучий и крупчатый — по качеству не имеет себе равных. Мест же для пасек на еланях предостаточно.

Из рассказанного можно было бы сделать поспешный вывод: что черневая тайга почти не тронута человеком и ничто ей не угрожает. С этим-то согласиться и нельзя. И поводом тому совсем не вздохи стариков, что «тайга стала не та». В разумных пределах рубки не только нужны, но и полезны. Другое дело — когда они захватывают водоохранные зоны, не сопровождаются в достаточной мере восстановлением леса. Тут уж затрагивается тот самый микроклимат черни, нарушить который легко, восстановить — трудно.

Катались мы с дочкой на лыжах, а этот взрослый вроде бы человек бродил по бурьяну, выписывая самые неожиданные зигзаги и проваливаясь по колено в сугробы. Поначалу я даже подумал, что это какой-то новый вид активного зимнего отдыха. Но скоро все объяснилось сколь просто, столь и неожиданно:

— Глядите, глядите! — закричал он нам.

Я глянул и был поражен: огромными прыжками удалялся от нас по накатанной лыжне довольно крупный заяц.

Происходило это, как ни странно, в самом центре Новосибирска. Когда-то был здесь овраг речки Каменки. Потом его заполнили песком из Оби. А после дождей тут вымахала трава. И вот на этом-то островке, с одной стороны которого стучали по рельсам трамваи и электрички, с другой натужно ревели грузовики, каким-то непонятным образом и завелся заяц.

Потом знатоки высказывали догадку, что в центр города он забежал по льду широкой Оби.

Такое соседство радовало. Значит, и в городе с полуторамиллионным населением, с его шумом, дымом, может-таки прижиться существо, привыкшее к тишине леса и раздолью поля. Беспокоил только не в меру усердный следопыт:

— Ты бы заехал сверху, — предлагал он мне. — А я — снизу. Посмотрел бы я, куда он денется.

— А может, не стоит? Пусть живет себе на здоровье!

Но, видно, он не мог лишить себя такого удовольствия.

На нем были валенки, белый полушубок в талию, какие выдают работникам внешней охраны, и я назвал его про себя «охранником». Встречались мы с ним все там же каждое воскресенье.

— Это ж — ночное животное, — укорял я его. — Ему днем спать надо.

— Собаку бы хорошую, — возражал он. — Посмотрел бы я тогда на это ночное животное… — и продолжал тяжело мять валенками сугробы.

Определять отношение к зайцу одними симпатиями и антипатиями было бы рискованно, и я рассказал обо всем экологу — профессору С. Фолитареку.

— Заяц в соседях был бы нам кстати, — обрадовался он. — Ведь половина населения страны живет в городах и потому в черте их особенно важно соотношение «природа — город». Вот в Академгородке есть такой Телегин, так он это соотношение поддерживает.

Зайцы — слабость зоолога В. Телегина. На стене его тесной комнаты — фотоснимок большеглазого, трогательного в своей беззащитности зайчонка.

«Заяц гложет посадки», — жаловались ему садоводы.

Он советовал, как защищать сады.

«Косой пуглив и недекоративен», — твердили ему.

«Зато увидишь поутру на снегу свежую заячью стежку — на весь день бодрости прибавляется, — вздыхал он мечтательно. — Без животного все наши парки походили бы на какую-то выморочную территорию».