Джордж Майкл - Семья Майклов в Африке

Однако наутро ничто не говорило о том, что они съедены зверями. Они исчезли, а там, где их бросили, были видны следы человека и все же не совсем человека. Говорят, возлюбленный женщины унес их на гору и похоронил там в одной из пещер.

Великое уныние охватило народ. На людей напали болезни и недуги, против которых был бессилен даже Расабули. Озеро начало высыхать, коровы и овцы падали десятками десятков, неурожаи пошли один за другим, люди стали умирать от голода. Даже деревья и те погибали, а на место трав пришли пески. Остатки некогда могущественного племени, ныне раздробленного, проклятого, поверженного в прах, навсегда покинули этот край. Говорят, все эти люди умерли страшной смертью, кроме одного Расабули. Старость быстро надвинулась на него, как ночь надвигается на день, а рассвет — на тьму.

Он умер вскоре после смерти женщины и ее ребенка. Перед смертью он сумел добиться того, чтобы его похоронили в одной из пещер на горе. Он предупредил, что всякого, кто будет показывать на место его погребения, постигнет кара.

Когда он умер, его лицо изменилось и стало похоже на лицо бабуина, а все его тело оказалось сплошь покрытым длинной черной шерстью. Говорят, Расабули и был отцом ребенка-звереныша.

— Вот, мастер, — сказал Гатума, с довольным видом затягиваясь из своей трубки, — истинная история горы, на которую нельзя показывать.

Когда Гатума кончил свой рассказ, наступило долгое, напряженное молчание. Шангаан, которого мы подобрали по дороге, нервно оглядывался через плечо на гору. Два других африканца сидели точно окаменелые, глядя в затухающий костер.

— Ну что ж, Гатума, — сказал я. — Это очень странная и интересная история. Ты и твой народ действительно верите в угрозу Расабули?

Он медленно кивнул и ответил:

— Да, бвана, верим. И не только потому, что эта история пересказывалась много раз, но и потому, что мы видели, какая кара постигает тех, кто поступает наперекор.

Он поглядел на Шангаана долгим взглядом, затем встал и, пряча трубку в карман драных штанов, добавил:

— Давайте как следует поспим те немногие часы, что остались до зари, ведь завтра предстоит долгая дорога.

Наутро в лагере поднялась обычная суета, предшествующая завтраку и сборам в дорогу. Стоя коленями на скатанной постели, я затягивал ее ремнями, как вдруг Джун, ставшая задумчивее обычного, воскликнула:

— О чем это вы болтали перед самым рассветом? Я сквозь сон слышала в палатке ваш разговор.

Я вкратце рассказал Марджори легенду о горе. Кэрол и Джун жадно ловили каждое мое слово и, не прерывая, выслушали меня до конца.

— Вот оно что! Как по-твоему, папочка, есть в этой истории хоть капля правды?

— Не знаю, дочка. В этой странной Африке творится так много непонятного. Возможно, в истории Гатумы и есть доля истины, но с течением времени она стала легендой. Самое лучшее — принимать эти истории как есть и не оскорблять чувств африканцев. Племенные обычаи и суеверия для них так же важны, как наша религия для нас. Многие противники христианства высмеивают предание о Христе и Библию, но мы, христиане, принимаем и упорно отстаиваем то, чему нас научили и во что нам велели верить.

Я кончил упаковку, и через час, погрузившись в автомобиль, мы уже тряслись по ухабистой колее, держа путь домой. Три недели прожили мы в Бечуаналенде, в этой очаровательной лесистой стране, переезжая с места на место, занимаясь рыбной ловлей и киносъемками. Девочкам вскоре предстояло возобновить занятия в школе, а мы с Марджори должны были вернуться в нашу студию — заняться пленками и обработать легенды, которые накопились у нас за время нашего сафари.

Около полудня мы миновали голую горную гряду слева от дороги. Хотя пустыня уже осталась позади, зной был невыносим. В воздухе висела мелкая пыль, она набивалась в глаза, уши и рот, золотистым покрывалом опускалась на вельд. Джон Лимбери вел второй автомобиль и держался на некотором расстоянии от нас, чтобы не глотать пыль, взбитую моей машиной.

Мы достигли равнины, на которой, как древние часовые, там и тут стояли одинокие гигантские баобабы. Их окружали акации, мимозы с плоскими кронами, кактусы и сухой травостой. Ни тряские дороги, ни чудовищная жара и удушающая пыль не могли помешать нам любоваться суровой красотой вокруг.