Эмилио Сальгари - Охотница за скальпами

— Ты не хочешь сказать мне, где их искать? Ты становишься между моей местью и ими? Но я заставлю тебя говорить!

Миннегага, охваченная гневом, вскочила и, казалось, была готова броситься на пленника. Ее глаза блистали, рука судорожно сжимала рукоятку заткнутого за пояс кривого мексиканского ножа.

Как ни хладнокровен был англичанин, но и его поразило выражение чисто звериной злобы, исказившей красивые черты Миннегаги.

— Моя маленькая пантера, — сказал он успокаивающим тоном, — мне не нравится видеть вас такой взволнованной. Вы, старичок с красным носом, кажется, папаша этой девицы? Вы должны успокоить ее нервы.

— Хуг! — отпустил неопределенное восклицание Красное Облако не меняя своей позы.

— Бросьте свою трубку и поговорите с этим маленьким бесенком, который готов задохнуться от злости, — апеллировал к отцовскому авторитету англичанин.

Но индеец, пожав плечами, продолжал спокойно курить. Миннегага, гнев которой возрастал, дрожа всем телом, выкрикивала проклятия и угрозы прямо в лицо лорду Вильмору.

— Будешь ли ты говорить, бледнолицая собака?! — кричала она.

— Я не привык разговаривать с сумасшедшими. И мне нечего сказать вам, грубая молодая мисс.

— Так я заставлю тебя развязать язык! Твой скальп пригодится для моей коллекции.

— Мой скальп? — нахмурился Вильмор. — Не советую допускать какое-либо насилие над моей персоной. Не забывайте, мисс, что я — англичанин и наследственный член палаты лордов. Правительство Великобритании заставит вас дорого заплатить за каждый мой волосок. Предупреждаю вас: воздержитесь от насилия надо мной.

Резкий свист иккискота, инструмента, сделанного из берцовой кости человека, всколыхнул воздух типи. Это был сигнал, данный женщиной-сахэмом. В одно мгновение типи наполнился воинами сиу, предводимыми Сэнди Гуком. Лорд Вильмор был сбит с ног, вытащен из типи. Несмотря на отчаянное сопротивление, с него содрали одежду, обнажив до пояса, и привязали к врытому в землю столбу.

Особенно усердствовал при этом метис, которого лорд осыпал всевозможными ругательствами. Когда Вильмор был привязан к столбу, он принес горшок с красной краской и своеобразную кисточку из птичьих перьев. Этой кисточкой Гук старательно нарисовал на белой груди Вильмора три концентрических круга и, закончив свою работу, любовался ею, прищурив глаза.

— Ей-богу! Лопни мои глаза, я лихо умею рисовать! Какая жалость, что мои милые родители сделали меня бандитом. Конечно, это тоже достойная уважения профессия, но лично я предпочел бы быть художником и только ради развлечения изредка кого-нибудь грабить. Мне кажется, что во мне погибает истинный артист.

Он снова, прищурив глаз, с удовольствием посмотрел на дело своих рук — резко выделявшиеся на груди пленника кроваво-красные круги.

Едва метис закончил разукрашивать злополучного лорда Вильмора, как из типи вышла Миннегага в сопровождении своего почтенного отца — Красного Облака, не расстававшегося со своим калюме. Одновременно с ними к столбу пыток, где был привязан Вильмор, подошло с полдюжины старых, очень безобразных, одетых в грязные пестрые тряпки индианок. При одном взгляде на них становились понятными средневековые легенды о ведьмах. В руках старух были факелы из смолистых ветвей. Они с криком размахивали факелами, разбрасывали искры. Их крики послужили сигналом для сбора пятидесяти или шестидесяти воинов, закинувших за плечи свои ружья, окруживших столб пыток широким кругом и приготовившихся начать пресловутый «танец смерти».

Четверо музыкантов с барабанами расположились около англичанина. Присев на корточки, они принялись с усердием, достойным лучшего применения, терзать свои инструменты, время от времени прерывая монотонный гул тамбуринов заунывными свистками иккискотов.

Шесть мегер, прорвав хоровод воинов, ринулись к столбу пыток, словно хотели растерзать пленника, но ограничились размахиванием над его головой факелами, осыпая англичанина дождем искр. Потом, образовав круг, они понеслись в неистовой пляске, состоящей из диких прыжков, сопровождаемых нечеловеческим визгом.

Все это вместе взятое — топот ног, губ барабанов, свистки, визгливые крики

— создавало неимоверную какофонию,

Шедшие хороводом воины не отставали от старух: они выплясывали с таким усердием, что почва дрожала и гудела под их ногами. Индейцы позванивали своеобразными кастаньетами, колокольчиками и бубенчиками и оглашали воздух монотонным криком: «Хуг, хуг!»