Карл Май: Виннету

Стоявшие вокруг меня краснокожие ни одним движением не выдали впечатления, произведенного на них моими словами. Глаза вождя пылали гневом. Он понимал, что ничего не может сделать со мной, не подвергнув опасности жизнь своего сына. Скрежеща зубами, он спросил меня:

— Каким образом оказался он в вашей власти?

— Я был на острове, когда он разговаривал с Сэмом Хоукенсом, и я сшиб его с ног и взял с собой.

— Уф! Где теперь мой сын?

— В верном месте. Он сможет впоследствии сам сказать тебе, где именно. Ты видишь, что я не намерен убить его. Кроме того, в наших руках находится еще один пленный киов: я вытащил его из кустарника, откуда он подсматривал за нами. Этот пленник будет освобожден вместе с твоим сыном, если ты выдашь нам Сэма Хоукенса.

— Хорошо, ты получишь его! Но сначала приведи сюда Оленя и другого пленника!

— Привести сюда?! — воскликнул я. — И не подумаю! Я знаю Тангуа: кто станет ему доверять? Я предлагаю за одного двоих, я очень уступчив и иду вам навстречу, но требую, чтобы вы отказались от каких бы то ни было тайных замыслов.

— Докажи нам, что Олень действительно находится у вас!

— Доказать? Что за вздор! Я говорю это, и, значит, это так, Разящая Рука — не какой-нибудь Тангуа! Покажи мне Сэма Хоукенса! Я знаю, что его уже нет на острове, ибо вы не считаете это место достаточно безопасным. Мне надо переговорить с ним.

— О чем хочешь ты с ним говорить?

— Я спрошу его, как с ним обращались здесь. От этого зависит дальнейший ход дела.

— Я должен посоветоваться со старейшими из своих воинов, — сказал Тангуа. — Отойди к соседней палатке!

— Прекрасно! Однако поторопитесь! Если я не вернусь к назначенному времени, Олень будет болтаться на суку!

Повешение считается самой позорной казнью у индейцев, и нетрудно представить себе ярость и негодование Тангуа! Я отошел к соседней палатке и присел на землю, по-прежнему окруженный воинами. Между тем Тангуа созвал старейшин и начал с ними совещаться. Я видел вокруг себя искаженные гневом лица, но в то же время чувствовал, что мое бесстрашие производит определенное впечатление.

Через некоторое время Тангуа послал куда-то одного из воинов. Он ненадолго скрылся и вернулся в сопровождении Сэма.

— Разящая Рука! — радостно воскликнул, увидев меня, Хоукенс. — Я же говорил, что вы непременно придете! Конечно, вы хотите вернуть себе вашего старого Сэма?

Он протянул ко мне свои связанные руки.

— Да, — отвечал я, — грингорн пришел сюда, чтобы удостовериться, что вы — величайший мастер по части выслеживания, только бежите всегда не в ту сторону!

— Отложите упреки на другой раз, достоуважаемый сэр! Скажите лучше, где моя Мэри?

— Она у нас.

— А Лидди?

— Да, ваш самопал тоже в сохранности.

— Ну, в таком случае все в порядке, если не ошибаюсь… Попробуем-ка выбраться отсюда! А то здесь что-то скучновато стало.

— Терпение, терпение, дорогой Сэм! Вы делаете вид, как будто ничего особенного не случилось и ваше освобождение отсюда — сущий пустяк.

— Так оно и есть, по крайней мере для вас… Хотел бы я знать, чего бы вы не смогли сделать! Вы бы и с луны раздобыли меня, если бы мне вздумалось туда взобраться!

— Вы продолжаете шутить, милый Сэм! Видно, вам жилось тут… неплохо!

— Неплохо? Скажите лучше: хорошо, исключительно хорошо! Киовы любили меня, как мать — своего ребенка. Я чуть было не сошел с ума от их поцелуев и объятий! Меня закармливали, как невесту, а когда я хотел спать, мне даже ложиться не нужно было, ибо я и так все время валялся без дела!

— А не обобрали ли вас?

— Как же! Дочиста!

— Все, что уцелело, вы сейчас получите назад. Совещание, кажется, подходит к концу.

Я сообщил вождю, что не могу долее ждать, после чего состоялись недолгие, но очень решительные переговоры. Я вышел из них победителем, ибо не сделал ни одной уступки, а Тангуа боялся за жизнь своего сына. Было решено, что четыре вооруженных воина будут сопровождать меня и Сэма до нашего лагеря, где им выдадут обоих пленников.

Я добился многого, настояв на немедленном освобождении Сэма, но данному мной обещанию поверили, как и всегда верили впоследствии слову Разящей Руки. Я не сказал, однако, где находится наш привал.

Когда Сэму развязали руки, он поднял их вверх и воскликнул:

— Свободен, опять свободен! Я никогда не забуду вам этого, сэр!

Наконец мы тронулись в путь, сопровождаемые диким воем индейцев. Они испытывали ярость — ведь им пришлось выпустить из рук и меня, и Сэма. А Тангуа подошел ко мне и злобно прошипел на ухо: