Карл Май - Том 2 и 3. Виннету - Виннету. Белый брат Виннету. Золото Виннету

— Следите за ним в оба, но не истязайте его. Великий вождь белых воинов никогда не подвергал мучениям краснокожих мужей.

И он ушел, чтобы принять участие в совете.

В индейском стойбище есть два самых почетных места: вигвам вождя и, как ни странно, столб пыток. Пожалуй, стоять у столба пыток почетнее, чем гостить у вождя, ибо такую честь необходимо заслужить. Именно поэтому женщины и девушки стайками приходили поглазеть на меня. Взрослые воины, юноши и даже мальчики были слишком горды, чтобы выказать свое любопытство, и держались поодаль. Ни на одном лице я не заметил ненависти, на них читалось только уважение. Им не терпелось посмотреть на белого, о котором они столько слышали и чья смерть должна была стать незабываемым и сладостным зрелищем, о каком только может мечтать краснокожий.

Неожиданно мое внимание привлекла молоденькая индеанка, еще не ставшая, как мне показалось, ничьей скво. Поймав на себе мой взгляд, она смутилась, выбралась из толпы товарок, отошла в сторону и стала там совсем одна, исподтишка посматривая на меня, словно стыдясь того, что оказалась среди любопытных зевак. Она не была красавицей, но мягкие черты лица и огромные черные глаза делали ее привлекательной. Ее глаза напомнили мне Ншо-Чи. Не задумываясь, я дружелюбно кивнул ей. Румянец окрасил ее лицо по корни волос, она отвернулась и зашагала прочь. Подойдя к одному из самых больших и богатых вигвамов, девушка остановилась, еще раз взглянула на меня и скрылась за пологом, закрывавшим вход.

— Кто эта молодая дочь кайова? — спросил я моих сторожей.

— Какхо-Ото, дочь Сус-Хомаши, который еще мальчиком получил право носить в волосах орлиное перо. Она тебе нравится?

— Да, — признался я, хотя понимал, что подобный разговор в моем положении крайне нелеп.

— Ее сестра стала скво нашего молодого вождя, — объяснил мне словоохотливый стражник.

— Скво Пиды?

— Да. Воин с большим пером в волосах, которого ты увидишь на совете, — ее отец.

Так и закончился наш странный короткий разговор, последствий которого я тогда никак не мог предвидеть.

Совет продолжался больше часа, потом меня отвязали и снова привели к вигваму вождя, чтобы объявить приговор. Мне пришлось выслушать длинные речи, суть которых сводилась к обвинениям по двум основным пунктам: во-первых, меня обвиняли во всех преступлениях, которые когда-либо совершались белыми против краснокожих, то есть во всех смертных грехах человечества, и хотели, чтобы я один заплатил по общему счету; во-вторых, мне ставилась в вину давнишняя вражда с Тангуа, его увечье, пленение Пиды и освобождение Сэма Хокенса. Словом, я был смертельным врагом, о помиловании которого нельзя было и помыслить. Еще больше времени занял перечень пыток, которые ожидали меня. Я мог бы гордиться ими, так как их количество и изощренность говорили о том, что краснокожие относятся ко мне чуть ли не с суеверным трепетом. Единственным для меня утешением послужило то, что эти милые люди не стали спешить с приведением приговора в исполнение: в стойбище не вернулся еще один отряд воинов, выехавших на охоту, и было решено отложить торжественный обряд казни, чтобы не лишать отсутствующих возможности лицезреть смерть Олд Шеттерхэнда.

Я вел себя как человек, не боящийся смерти. Краснокожие, находясь перед судом врага, стараются своими речами привести мучителей в ярость, это считается доказательством отваги. Я же был белым, моя слава и известность были таковы, что я нисколько не заботился о том, как бы меня не посчитали трусом, поэтому и не стал издеваться над советом вождей и старейшин, а отвечал им с достоинством, но не дерзко. Кайова приняли меня совсем не так, как я мог ожидать, да и их молодой вождь отнесся ко мне великодушно, и я не испытывал к ним вражды и ненависти.

Не знаю почему, но когда мои стражи получили приказ снова привязать меня к дереву смерти, они повели меня прямо мимо вигвама, принадлежавшего Сус-Хомаши — Одному Перу. У входа стояла его дочь Какхо-Ото — Темный Волос. Без всякой задней мысли я остановился и спросил:

— Моя молодая краснокожая сестра тоже радуется, что воины ее племени наконец-то поймали злого бледнолицего?

Она снова покраснела до корней волос и ответила после мгновенного колебания:

— Сэки-Лата вовсе не злой.

— Откуда тебе известно, злой я или нет?

— Это знают все.

— Почему же вы хотите меня убить?

— Потому, что ты изувечил Тангуа, и потому, что ты вождь апачей, а не бледнолицый.