Карл Май - Том 8. Сын охотника на медведей. Дух Льяно-Эстакадо

— Готов проглотить центнер ружейных пуль даже без масла и петрушки, если это не ваш конь.

— Вы угадали.

— Чтобы догадаться, не нужно быть гимназистом, как Толстяк Джемми. Но сейчас скажите мне все же, куда, собственно, запропастился этот бедовый парень вместе с Фрэнком. Почему вы один?

— Они задерживаются. Дело в том, что их пригласили на ужин шошоны.

Дэви от ужаса изменился в лице.

— Heavens! Неужели вы хотите сказать, что их взяли в плен?

— К сожалению — да. На них напали.

— Шошоны?! Взяли в плен?! Этого только не хватало. Вокаде, Мартин, Боб, быстро к лошадям! Мы сейчас же поедем за шошонами. Они нам выдадут их, иначе мы превратим их всех в русский салат!

Он поспешил к пасшимся у воды лошадям.

— Стоп, сэр! — предостерег Олд Шеттерхэнд. — Это не так-то просто. Разве вы знаете, где находятся шошоны?

— Нет, но, надеюсь, вы нам это скажете.

— А сколько их?

— Вы думаете, мне взбредет в голову пересчитывать их поголовье, когда нужно выручать моего приятеля Толстяка Джемми? Сто или двести — все равно! Он должен быть освобожден!

— Повремените хоть немного, такие дела лучше делать не сгоряча! Мне кажется, сначала нам стоит кое-что обсудить. Я не один. Вот идет мой товарищ, который также хотел бы пожелать вам доброго вечера.

Виннету, заметив, что Олд Шеттерхэнд спокойно беседует с сидящими у костра, вышел из укрытия, ведя в поводу обоих коней. Длинный Дэви был прямо-таки ошарашен, увидев краснокожего в обществе белого, но, по-видимому, не посчитал вождя достойным своего вежливого обращения:

— Краснокожий! И тоже такой чистенький, будто только вылупившийся из яйца, как и вы. Собственно, кто вы такой? Вы не вестмен?

— Нет, строго говоря, нет. Это вы сразу угадали, — улыбнулся Олд Шеттерхэнд.

— Я так и думал. А этот индсмен, конечно, из тех оседлых, что приняли в дар от Белого Отца из Вашингтона кусок земли в несколько локтей? [73] 1 локоть = 1, 5 фута или 45, 72 см.

— На этот раз вы ошибаетесь, сэр!

— Неужели.

— Да нет — точно. Мой спутник не получал от президента Соединенных Штатов никаких подарков. Он скорее…

Белого охотника внезапно прервал юный Вокаде, издавший возглас радостного удивления. Молодой индеец подошел ближе к Виннету и впился глазами в ружье апача.

— Уфф! — воскликнул он. — Маца-ска-мон-ца-вакон! [74] Здесь, возможно, опечатка в оригинале; «ружье» на языке сиу «вакен», а не «вакон». (Серебряное ружье!)

Длинный немного понимал язык сиу и догадался, что имел в виду Вокаде.

— Серебряное ружье? — удивился янки. — Где? Ах, вот! Так покажите же его, мой красный сэр!

Виннету молча позволил взять из его руки оружие.

— Это Маца-ска-мон-ца-вакон, — снова воскликнул Вокаде. — Значит, этот красный воин — Виннету, великий вождь апачей!

— Что? Да быть того не может! — по лицу Длинного скользнула ухмылка. — Хотя по описаниям очень похоже.

Он вопросительно взглянул на обоих пришельцев. В этот момент его лицо имело отнюдь не то выражение, которое присуще людям с большим умом.

— Это Серебряное ружье, — подтвердил Шеттерхэнд. — Мой спутник — Виннету.

— Эй, послушайте, не надо надо мной так глупо шутить!

— Па! Если хотите, считайте это шуткой. У меня нет никакого желания размалевывать на вашей спине родословную апачей.

— Сэр, это пошло бы вам только во вред! — нахмурился янки. — Но если этот красный джентльмен действительно Виннету, кто же тогда вы? Тогда вы, пожалуй…

В тот момент, когда его осенило, он запнулся на полуслове. Дэви даже забыл закрыть рот. Он впился глазами в Олд Шеттерхэнда, всплеснул руками, чуть не подпрыгнул и продолжил:

— Ну конечно же! Вот где зарыта собака, что больше любого взрослого слона! Я стою тут и оскорбляю самого знаменитого вестмена, которого когда-либо только сушило солнце прерий! Если этот индсмен — Виннету, значит, вы — не кто иной, как Олд Шеттерхэнд, поскольку эти двое неразлучны, как и мы с Толстяком! Скажите, я прав, сэр?

— Да, вы не ошиблись.

— Тогда я от радости сейчас же стяну с небес все звезды и развешу их здесь на деревьях, чтобы отметить тот вечер, когда мы познакомились, как говорится, с иллюминацией! Добро пожаловать, господа, добро пожаловать к нашему лагерному костру! Простите нас за нашу глупость!

Он схватился за руки обоих и так сжал их, словно хотел, чтобы оба закричали от боли. Боб молчал. Ему было неловко за то, что он принял коня за привидение. А Вокаде тем временем отошел в тень, он оперся о дерево и прекратил бросать на прибывших восхищенные взгляды — даже совсем юные индейцы стараются не выставлять свои чувства напоказ. К тому же Вокаде считал, что допустил непростительную ошибку: вел себя с этими великими воинами как равный. Мартин Бауман не спускал глаз с обоих легендарных вестменов, о которых уже столько слышал, и, конечно же, не собирался удаляться от них, как Вокаде. Напротив, нимало не смущаясь, глаз с них не сводил. Дело в том, что они давно были для него кумирами, хотя он даже не надеялся когда-либо достичь их высот.