Джеймс Купер - Последний из могикан, или Повествование о 1757 годе [The Last Of The Mohicans]

Давид уже подготовил ее к его посещению.

— Дункан!.. — вскрикнула она голосом, который дрожал, словно испуганный своими собственными звуками.

— Алиса!.. — ответил он, перепрыгивая через сундуки, ящики, оружие и мебель.

— Я знала, что вы не покинете меня, — сказала она, взглянув на него, и румянец показался на мгновение на ее печальном лице. — Но вы один! Как ни благодарна я вам за память, мне все же хотелось, чтобы вы были не один.

Дункан, заметив, что она дрожит так, что не в состоянии держаться на ногах, ласково заставил ее сесть и рассказал ей все главные события, уже известные читателю. Алиса слушала его, задыхаясь от волнения; когда молодой человек упомянул о горе несчастного отца, слезы потекли по щекам дочери в таком изобилии, словно она никогда не плакала прежде. Но нежность Дункана скоро успокоила взрыв ее чувств, и она выслушала его до конца внимательно, хотя и не совсем спокойно.

— А теперь, Алиса, — прибавил молодой человек, — многое зависит только от вас. С помощью нашего опытного, неоценимого друга, разведчика, мы можем уйти от этого дикого племени, но для этого потребуется все ваше мужество. Помните, что вы возвратитесь в объятия вашего отца, помните, что его счастье, так же как и ваше, зависит от усилий, которые вы сделаете!

— Я на все готова ради отца, который так много сделал для меня!

— И ради меня также, — продолжал молодой человек, нежно пожимая руку, которую держал в своих руках.

Невинный, полный удивления взгляд, брошенный на Дункана, убедил его в необходимости объясниться.

— Здесь не место и не время, для того чтобы задерживать вас сердечными признаниями, — проговорил он, — но чье сердце, переполненное, как мое, не пожелало бы сбросить тяжесть? Говорят, несчастье связывает людей больше, чем что-либо другое; наше общее страдание из-за вас оставило мало невыясненного между вашим отцом и мною.

— А дорогая Кора, Дункан? Ведь правда, Кора не была забыта?

— Не забыта, нет! О ней сожалеют, ее оплакивают, как редко оплакивают женщину. Ваш отец не делает разницы в своих детях, но я, Алиса… вы не обидитесь, если я скажу, что ее достоинства были несколько затемнены…

— Так, значит, вы не знаете достоинств моей сестры, — сказала Алиса, отнимая руку. — О вас она всегда говорит, как о самом своем дорогом друге.

— Я с радостью буду считать ее своим другом, — поспешно проговорил Дункан, — но относительно вас, Алиса, ваш отец дал мне позволение надеяться на еще более близкие и дорогие узы.

Алиса сильно вздрогнула и отвернула на мгновение лицо, поддавшись волнению; но она овладела собой настолько, чтобы не показать его.

— Хейворд, — сказала она, смотря ему прямо в лицо с трогательным выражением невинности и мольбы, — не настаивайте, прежде чем я не повидаюсь с отцом и не получу от него благословение!

«Я не должен говорить больше, но меньше не мог», — хотел сказать молодой человек, но легкий удар по плечу прервал эти слова. Он вскочил на ноги, обернулся, и взгляд его упал на темную фигуру и злобное лицо Магуа. Глубокий гортанный смех дикаря звучал в эту минуту для Дункана адской насмешкой демона. Последуй он внезапному порыву бешенства, он бросился бы на гурона и нашел бы выход в смертельной борьбе. Но без оружия, не зная, какую помощь может призвать его враг, принужденный оберегать ту, которая стала более чем когда-либо дорогой его сердцу, молодой человек тотчас же оставил это отчаянное намерение.

— Что вам нужно? — спросила Алиса, кротко складывая на груди руки. Стараясь скрыть свой смертельный страх за Хейворда, она приняла холодный, надменный вид, с которым обыкновенно встречала своего похитителя.

Торжествующий индеец принял снова строгий вид, но осторожно попятился перед грозным взглядом молодого человека. Одно мгновение он пристально смотрел на обоих своих пленников, потом отошел в сторону и загородил бревном дверь, но не ту, в которую вошел Дункан. Молодой человек понял теперь, почему дикарь мог застать его врасплох, и, считая себя безвозвратно погибшим, прижал к груди Алису, готовясь встретить участь, о которой он почти не сожалел, так как должен был ожидать ее в обществе своей любимой. Но Магуа, очевидно, не намеревался прибегать к немедленному насилию. Его первые меры были предприняты, для того чтобы задержать нового пленника; он даже не взглянул вторично на неподвижные фигуры в центре пещеры, пока не лишил их всякой надежды ускользнуть через вход, которым он сам воспользовался. Хейворд следил за каждым его движением. Он оставался твердым, продолжая прижимать к сердцу хрупкую фигуру Алисы, слишком гордый, чтобы просить пощады у врага. Когда Магуа закончил свою работу, он подошел к пленникам и сказал по-английски: