— Хорошо, тогда я поведу вас.
— Кто бы ни повел нас, — он идет на верную гибель, — возразил Белый Бизон. — У белых людей в обычае убивать предводителя. Ты падешь с первыми выстрелами. Я пойду главным!
Лицо Одинокого Волка стало суровым.
— Разве я не ваш военный вождь? Кому же еще вести вас? Если я погибну — я паду в поединке, сражаясь за свою землю, а вы, дети мои, сохраните имя мое в песнях. Мы не знаем, каков будет итог, но лучше умереть в битве, чем ждать, пока землю нашу разрежут надвое из-под самых наших ног!
Суета и приготовления начались сразу же. Когда все было готово, тридцать седовласых высохших старцев, затянув вполголоса песню, проехали через весь лагерь и двинулись в свою отчаянную атаку, которую возглавил Одинокий Волк. «Некоторые из идущих вернутся, но если белые станут сражаться, я не вернусь», — пел он, пока старики взбирались на холм, па вершине которого видно было белых людей, поджидавших их приближения.
На полпути к вершине холма они встретили своих молодых воинов.
— Позовите всех белых людей на совет, — велел им Одинокий Волк.
Следя за тем, как отряд выехал из лагеря и стал взбираться на холм, Спейд обернулся к своим спутникам и спросил:
— Ну, Джек, что ты об этом скажешь? Вот едет военный отряд в полной раскраске и вооружении.
— Я думаю, шансы примерно равны, но это напоминает Уошиту. Послушай, ты ведь женатый, с детьми, и никто тебя не обвинит, если ты отойдешь в сторону.
— Я настроен хуже, чем когда-либо, по отношению к этой истории, — мрачно отвечал Спейд, — но все же останусь с экспедицией.
По мере приближения Одинокого Волка и его героической старой гвардии Сигер был заворожен значительностью этой странной и торжественной процессии старцев в полной боевой раскраске, вооруженных всякого рода старинными ружьями и луками со стрелами. Вглядываясь в их изборожденные морщинами лица, скаут понял, что эти патриархи пришли сюда, решившись умереть. Он догадался, что произошло в их лагере. Их отчаянный героизм проступал в мрачном, усталом выражении губ. «Мы умрем, но не отступим!» — с таким же выражением лиц сражались ведь и наши предки, подумал он.
Одинокий Волк неуклонно вел своих спартанцев вперед, пока те не приблизились на расстояние оклика. Тут он остановился, снял свой боевой убор и повесил на луку седла. Подняв ладони к небу, он заговорил, и голос его торжественно раскатывался вокруг:
— Великий Отец глядит на нас с вышины. Он видит все. Он знает, что я говорю правду. Он дал нам эту землю. Мы первыми населили ее. Никто другой не имеет на нее прав. Она — наша, и я уйду в нее до того, как скотоводы разрежут ее и отберут у нас. Я сказал.
Когда его слова перевели Пирсу, он с вопросительным видом повернулся к Спейду.
— Скажи старому дурню, что эту линию все равно предстоит протянуть, и никакие дряхлые пугала вроде этих нас не остановят.
Сигер поднял руку, а затем стал отвечать знаками: «Одинокий Волк, ты знаешь меня. Я твой друг. Я пришел сюда не для того, чтобы принести тебе вред. Я пришел сказать тебе, что ты ошибаешься. Вся земля по левую руку от меня — земля шайенов — так говорит Великий Отец. Вся по правую — земля кайова. Шайены продали права на свою землю белому человеку, и мы находимся здесь для того, чтобы провести эту границу, мы ограждаем только землю шайенов».
— Я не верю этому, — отвечал вождь. -Мой агент ничего об этом не знает. Вашингтон ничего не написал мне об этом. Дело это грабительское. Ради денег скотоводы пойдут на что угодно, это — их рук дело. Они — как волки. Они здесь не пройдут.
— Что он сказал? — полюбопытствовал Пирс.
— Он говорит, что нам нужно все прекратить.
— Передайте ему, что у него не хватит сил, чтобы бахвалиться передо мой со своими чучелами. Эту линию потянут дальше.
Одинокий Волк, весь напрягшись, жадно спросил:
— Что говорит белый вождь?
— Он говорит, что нам нужно тянуть линию дальше.
Одинокий Волк повернулся к своей гвардии.
— Готовьтесь, — сказал он негромко.
Старцы подобрались, подтянулись ближе друг к другу, тихо бормоча, и каждая пара подслеповатых глаз наметила себе мишень. Щелканье взводимых курков прозвучало грозным знаком. Пирс побледнел.
Но Сигер, желая избежать смертельной дуэли, вскричал, обращаясь к Пирсу:
— Стойте! Это же самоубийство. Старики прибыли сюда, чтобы сражаться насмерть! Давайте мирно разберем это дело. Поднимите ружья вверх.
В самой глубине ослепленного гневом сознания Пирса постепенно зарождалось понимание, что эти старики настроены самым серьезным образом. Он заколебался.
Читать дальше