Зейн Грей - Великий раб

Говоря это, он отделил половину убитой им рыбы. Белые люди развели огонь и уселись вокруг него, с жадностью поглощая пищу. Утолив голод, они, насвистывая и напевая, уложили в лодку остатки рыбы. Старший из них снова предложил Сиене заплатить за рыбу, но Сиена отказался.

– Начальник,– сказал старший из белых,– белый человек понимает. Теперь он предлагает подарки, как равный равному.

И он вынул из лодки блестящие бусы, браслеты, целые ярды батиста и других материй. Сиена с достоинством принимал подарки, в то время как Эма с жадностью накинулась на сверкающую груду. Потом бледнолицый достал кинжал, лезвие которого отразило сияние глаз Сиены.

– Начальник, женщина жалуется на голод, угрожающий племени,– сказал белый человек.– Разве здесь недостаточно оленей?

– Да. Но редко удается Сиене подползти к ним настолько близко, чтобы его стрела попала в цель.

– Ага! Сиена больше не будет голодать! – ответил бледнолицый и вынул из лодки длинную железную трубку с деревянной ручкой.

– Что это? – спросил Сиена.

– Чудесная стреляющая палка. Вот, юноша, смотри! Видишь кусок коры у костра? Смотри!

Он поднял палку к плечу. Вдруг вспыхнула полоска пламени, показался дым, и раздался громкий выстрел – кора разлетелась на куски.

Дети с громким криком попрятались в хижины, женщины разбежались. Эма с плачем упала в траву, крича, что наступил конец света, а Сиена замер, бессильный двинуть рукой или ногой.

Белый человек засмеялся и, ласково дотронувшись до руки Сиены, сказал: «Не бойся». Потом он отвел Сиену дальше от берега и стал объяснять ему, как устроена чудесная палка и как надо обращаться с нею. Он снова и снова заряжал ее и стрелял до тех пор, пока наконец Сиена понял и весь загорелся от сознания возможностей, которые открывали ему обладание оружием.

Белый человек терпеливо учил индейца, как заряжать его, целиться, стрелять и как чистить его оленьей кожей. Наконец он положил у ног Сиены бочонок с дробью, мешочек свинцовых пуль и коробки с патронами. Потом, простившись с Сиеной, вскочил в лодку и унесся по течению быстрой Атабаски.

Сиена один сидел на берегу, сжимая в руках чудесную стреляющую палку, и слушал причитания испуганной матери. Он успокоил ее, сказав, что белые люди уехали, что ему ничто не угрожало, и что, наконец, начинает исполняться пророчество о его судьбе. Он сложил драгоценные запасы в дупле дерева у своей хижины и ушел в лес.

Сиена направился к местам, где обыкновенно паслись олени. Он шел точно во сне; он боялся и верил. Скоро он увидел сверкающую зыбь воды, и тогда, крадучись, он пополз среди папоротника и травы к берегу пруда. Знакомое жужжание мух указало ему на место, где находилась желанная ему добыча. Олень спасался в воде от роя черных мух и стоял в ней, вытягивая шею, чтобы достать свесившиеся ветки тополя.

С дрожью, никогда еще не испытанной им, Сиена замер позади одного из пней. Пятьдесят шагов отделяли его от оленя. Как часто, стоя на этом месте, он натягивал свой лук и напрасно пускал крылатую стрелу! Но теперь у него было оружие белого человека, заряженное молнией и громом. В этот момент ветви тополя раздвинулись, и Сиена увидел поднимающегося на берег оленя. Он шел, размахивая головой, увенчанной рогами, чтобы отогнать жужжащих мух. Потом остановился, вытянул голову и стал нюхать воздух.

– Наза! – прошептал Сиена с пересохшим горлом.

Он положил стреляющую палку на пень, прицелился и спустил курок.

Бум!…

Олень высоко вскинул свою гордую голову и опустился на колени; потом упал, скатился в воду, покрывая ее кровавой пеной, и, наконец, перестал двигаться.

– Сиена! Сиена!

Ликующий крик молодого вождя пронесся над молчаливой водой, пронзая безмолвный лес и повторяемый эхом в горах. Это был победный клич Сиены.

Когда Сиена стоял, склонившись над мертвым оленем, сомнения уже не терзали его: он действительно был избранником богов. Благоговейно он поднял в воздух стреляющую палку, обратив ее к северу, откуда были белые, научившие его стрелять; потом – к югу, где жили враги его племени, и темные глаза загорелись гордостью и гневом.

Восемь раз звук выстрела нарушал тишину, и восемь мертвых оленей лежали в сырой траве. В сумерки Сиена возвратился домой и передал восемь оленьих языков пораженным женщинам.

– Сиена не мальчик больше,– сказал он.– Сиена стал охотником. Пусть женщины идут и принесут мясо.

Потом, равнодушный к пиру, крикам, радости и танцам своего племени, ночью он ушел к «Каменноликому», где он мечтал, напряженно прислушиваясь к голосу ветра.