Алан Кэйу - Бишу-ягуар

Он встал, набросил одеяло на плечи, присел на корточки перед тлеющими угольками и принялся молча потягивать кофе из жестянки, наблюдая, как девчонка упаковывает их скарб и перевязывает веревкой, чтобы было удобнее нести узел на голове. Нехитрый был скарб: эмалированный котелок, запасная самодельная тетива для лука, моток прочной веревки, мешочек для кофейных зерен, старая бутылка, выменянная у торговца и наполненная спиртом, несколько наконечников для стрел, запасное одеяло и осколок точильного камня, – индеец был неприхотлив.

Покончив с кофе, Урубелава натянул на лук тетиву, которую снимал на ночь, чтобы уберечь от сырости, тщательно осмотрел связку стрел, придирчиво выискивая поврежденные. Заметив, что одна стрела погнулась, он зажал ее между ступней и, потянув обеими руками, выпрямил. Потом поднялся на ноги и сказал:

– Хорошо.

Девочка поняла, что отцу понравился кофе, и счастливо улыбнулась, сверкнув ослепительно белыми зубами. У нее были красиво очерченные темные глаза, а в фигуре угадывалась скрытая грация. В ее жилах текла кровь белого человека, признаки которой индеец сразу отметил в ее матери, когда женился на ней в год великого переселения.

Чужеродная кровь не считалась у индейцев зазорной. Напротив, благодаря ей у матери и дочери создался определенный авторитет в племени. Мать гордо заявляла, что ее отцом был моряк, огромного роста бородач со светлой кожей и черными волосами, изъяснявшийся по-португальски с непонятным акцентом и так и не удосужившийся выучить местный диалект. Урубелава с женой нарекли дочь Марикой – моряков называли «марине-рос», и родители решили, что имя девочки будет постоянно напоминать о высокой чести, оказанной им белым человеком.

Индеец подождал, пока девочка надела на шею подаренное им ожерелье из ракушек; он не мог наглядеться на дочь. Они путешествовали вдвоем, а вокруг на сотню миль не было ни души. Урубелава обернулся, обвел взором долину, перевел взгляд на удаленную изломанную линию зелени, обозначавшую реку, и сказал:

– Еще три дня, а потом мы вернемся. За работу мне дадут материю, кожаный мешок и железо для наконечников. Это выгодное дело.

Девочка кивнула, зная, что материя пойдет ей на платье, при одной лишь мысли о котором глаза ее загорались. Она счастливо засмеялась:

– Красная ткань, она должна быть красной.

Урубелава важно кивнул:

– Красная, пурпурная и желтая, как цветы на склоне горы.

Марика восторженно захлопала в ладоши, и они отправились в путь по направлению к речной долине. Идти приходилось по совершенно незнакомой местности, тут Урубелава был впервые, и он немного тревожился. Правда, ему сказали, что людей в том краю нет и что опасаться им некого.

И все-таки на сердце у него было неспокойно. Он помнил про «жадных людей» и беспокоился за дочь. Но жена сказала: «Возьми ребенка с собой. Я уже слишком стара для такого долгого путешествия, а ей уже пора учиться ухаживать за мужчиной».

Старейшины племени аразуйя согласно кивали и твердили: «Там нет людей, там некого бояться».

Предстоявшая индейцу работа заключалась в том, что он должен был сосчитать, сколько деревьев гевеи растет на берегу реки на расстоянии, которое человек проходит пешком за один день. Работу поручил один белый, собиравшийся продавать каучук торговцам в городе. Индеец отодрал кусок белой коры, чтобы отмечать на нем кусочком угля каждое встреченное дерево гевеи. «Одну черточку для каждого дерева», – объяснили ему. Еще ему сказали, что поручение очень ответственное и не всякому под силу, – вот почему Урубелава согласился. Это, а вовсе не посулы кожаного мешка и даже столь необходимых наконечников для стрел привлекло его.

Когда солнце поднялось выше и они шли босиком уже больше четырех часов, индеец снял одеяло, бросил его дочери и заботливо спросил:

– Ты не устала? Можно передохнуть.

Но девочка, мечтая об обещанном отрезе на платье, только помотала головой. Из-за жары она сбросила накидку и повязала вокруг талии. Отец с гордостью смотрел на нее. «Она уже женщина, – думал он, – скоро мне придется подыскать ей мужа из племени. Впрочем, с тканью и железом для наконечников стрел это не составит труда».

Жаркие солнечные лучи немилосердно пекли их блестящие коричневые тела. Две одинокие фигурки казались затерявшимися в бескрайней сельве.

Бишу проснулась от жары, инстинктивно осознав, что должна бы проснуться гораздо раньше. Она по привычке потянулась, и с внезапным приступом резкой боли перед ней кошмарной чередою прошли картины вчерашнего дня.