Андрей Ветер - Подлинные сочинения Фелимона Кучера

Бизон лежал, подрыгивая ногами, храпя и изнемогая от страданий. Я спешился и подошёл к подстреленному мной животному. Я никогда не любил охоту и не жаловал охотников. Собственно, и в этот раз я не имел намерений убивать никого, но меня заворожил общий задор, общая жажда охоты. Теперь же, когда дело было сделано, я смотрел на бедного зверя с жалостью. Зачем я убил его? Ведь я не был голоден, я не нуждался в его шкуре. А он лежал у моих ног в крови и содрогался в предсмертных конвульсиях. Его размеры, вызвавшие у меня восхищение, теперь лишь усиливали возникшую во мне жалость. Бизон был огромен, но беспомощен. И потому поступок мой с каждым мгновением казался мне всё более жестоким и злым. Могучая туша, покрытая пропылённой насквозь грубой шерстью, воплощала собою древность жизни. И вот я эту жизнь разрушил из пустого спортивного интереса. Из-за больших размеров бизона мне показалось, что я разрушил не одну жизнь, а целых сто. Быть может, так оно и было…

Охотники долго не возвращались, рассыпавшись по прерии; когда же собрались вместе, уже темнело. Выяснилось, что было убито восемь бизонов, но никто из нашего отряда не взял себе никакого мяса, разве что капитан Бин и кто-то ещё из ренджеров вырезали куски со спины – самые лакомые части. Остальное осталось гнить…

Мне думается сегодня, что эта охота была самым печальным событием за время нашего похода.

– Господа, это было чудесно! Я никогда не получал столько удовольствий сразу! – кричал Диксон, размахивая руками, словно стопроцентный псих. – Какая скачка! Какой азарт! Неповторимо! Какая же прелесть, что индейцы имеют возможность вот так носиться по степи и гонять этих здоровенных быков! Однако мы увлеклись охотой, джентльмены, и совсем забыли про нашего любезного князя Алексея. Взгляните на его лицо. Ему-то совсем не до охоты, друзья.

– Да, не стоило отвлекаться, сударь, – согласился Пит Питерсон. – Но разве вас можно было остановить? Теперь нам придётся сделать привал.

– Здесь вполне удачное место, – сказал Пьер.

– Вполне, – согласился с ним Антуан Горбушка.

Ренджеры, не дожидаясь приказа, начали устраивать лагерь.

Ночью оттуда, где остались лежать убитые бизоны, донеслись волчьи голоса. Нет ничего заунывнее и страшнее полуночного волчьего воя, скажу я вам.

– А что, Пьер, – заговорил Граф, – нельзя ли как-нибудь достать череп кого-нибудь из Поуней?

– Череп? Нет.

– Почему нет? Ты же сам сказал, что после оспы каждая деревня Поуней будет похожа на кладбище. Неужели там не отыщется завалящей черепушки?

– Нет. Нельзя брать череп! – Метис решительно отверг просьбу Графа. – Я могу убить кого угодно, не никогда не буду беспокоить умерших.

– Но я не собираюсь никого беспокоить. Я просто возьму череп.

– Зачем вам череп, мистер Диксон? – подал голос князь Алексей Алексеевич.

– Хочу составить коллекцию. У меня чего уж только нет на стенах моего дома. Там и маски, и щиты, и погремушки, и даже парочка черепов висит. Вот туда-то я бы и память о Поунях приспособил.

– Вы полагаете, что это память?

– Напоминание…

Князь Алексей пожал плечами.

– Нельзя брать череп, – повторил Пьер. – Однажды я был провожатым в одной экспедиции. Так вот у доктора, с которым я жил в одной палатке, я увидел человеческий череп. Он рассказал мне, что забрал тот череп из могилы на кладбище Поуней. Я всегда воевал против Поуней, но никогда не брал ничего из их могил. Мёртвых надо уважать.

– И что же с тем доктором?

– Не знаю. Я покинул их отряд. С такими людьми не следует находиться рядом.

– Ты хочешь сказать, что бросишь и нас, если я подберу где-нибудь человеческий череп?

– Да, – без малейшего намёка на злобу или раздражение ответил Пьер.

Трудно передать охватившее нас всех волнение, когда на следующий день мы увидели впереди отряд индейцев. Их было человек двадцать. Все сидели на быстрых лошадках, длинная грива и хвосты которых были украшены перьями, а на крутых боках виднелись жёлтые и красные отпечатки человеческих ладоней.

– Готовьтесь к бою, друзья! – крикнул капитан Бин, сдёргивая с плеча карабин, и его примеру последовали все ренджеры.

– Что это за индейцы? – спросил Граф.

– Команчи!

– Откуда вам известно?

– Вижу по узорам на их мокасинах.

Индейцы все были почти голые: за исключением грязных набедренных повязок, на дикарях не было никакой одежды, если не считать за таковую пышные головные уборы из огромных орлиных перьев. Некоторые уборы были сконструированы таким образом, что белые перья с чёрными кончиками расходились над головой, как солнечные лучи. Другие уборы представляли собой просто охапку перьев, привязанных к затылку. Но те и другие безусловно подчёркивали первобытную дикость краснокожих воинов и вместе с тем придавали их облику поэтическое очарование.