Сюзан Доннел - Покахонтас

Покахонтас пересекла площадку и села на свою циновку. И несколько секунд спустя пронесшийся ропот возвестил о появлении Паухэтана. Все глаза следили за ее отцом, с достоинством шествовавшим к месту великого вождя. Она наслаждалась этим зрелищем. Он выглядел великолепно: широкие, прямые плечи, лицо, самое суровое из когда-либо виденных ею, острый и в то же время надменный взгляд. Высоко вздымался его головной убор из оленьих рогов, на шее висели нити жемчуга и отшлифованных камешков. С плеч ниспадала накидка из мягчайшей белой шкуры оленя, расшитая крупным и мелким жемчугом, украшенная перьями и камнями. Ее край волочился за ним по земле. Узор на теле изображал все его земли: Веровокомоко и еще пять, которые он унаследовал, восемнадцать земель, им покоренных, а также пять рек, называвшиеся — Аппоматокс, Чикахомини, Памманки, Маттапони и Раппаханнок. Узор сообщал его имя государя и его тайное имя. Все узоры были вытатуированы.

Паухэтан величественно приблизился к своему месту, а сопровождавшие его воины и знахари рассеялись. Великий вождь поднял руку, показывая, что собирается говорить.

— Мой народ, — провозгласил он низким, властным голосом, — сегодня мы празднуем приход весны. Мы воздаем почести богам весны и богам войны. Сегодня мы приносим в их честь особую жертву.

Он указал на край площадки ближе к лесу. Там стояла группа воинов. Восемь из них были с ног до головы покрыты черной краской, кроме щек, горевших ярко-красными полосами. Двое держали большой узел. Затянув песню церемонии жертвоприношения, они двинулись вперед. В полном молчании, наполненном особым спокойствием ожидания, все смотрели на пересекавших пустое пространство мужчин. Они остановились в нескольких шагах от великого вождя и бросили узел на землю. Потом они подошли к Паухэтану и упали перед ним на колени.

Один из воинов поднялся и принес толстый церемониальный столб, немного длиннее человеческого роста, разрисованный зубчатыми полосами зеленого, красного и черного цвета и увенчанный оскалившейся резной головой. Он воткнул его в углубление перед сиденьем Паухэтана. Раздалась глухая дробь барабанов, и люди Веровокомоко поднялись на ноги.

— Идем, — позвала Мехта, потянув Покахонтас за руку. — Сначала мы должны танцевать.

Покахонтас, поглощенная своими мыслями, покачала головой:

— Сегодня я не буду танцевать.

Вступил еще один барабан, потом другой. Звуки были глубокими и отдавались эхом, ритм учащался. Жители поселка, извиваясь в танце вокруг столба, подхватывали ритм и отбивали его ногами, удары эти отдавались в теле Покахонтас.

Жертву! — требовали барабаны. Затрещали погремушки, инструменты сияли на солнце. Флейтисты вступили и превратили ритмичную дробь в пронзительную, повторяющуюся мелодию. Жертву!

Музыка становилась все громче и громче. Похоже, танцевали все, кроме Покахонтас и Паухэтана, бесстрастно сидевшего рядом с ней. Земля содрогалась и стонала. Настойчивый бой барабанов тронул струнку глубоко внутри Покахонтас, и ее тело отозвалось на что-то извечное, на ритм, тысячелетиями переходивший в ее народе от поколения к поколению.

Внезапно последовал знак — великий вождь резко кивнул. Музыка оборвалась на середине, мгновением позже остановились танцевавшие. Все упали на колени и простерли вперед руки. Негромкий звук тяжелого дыхания заполнил воздух. Великий вождь махнул рукой, и все мужчины, женщины и дети бесшумно вернулись туда, где стояли раньше, — на край площадки для празднеств.

С мрачной торжественностью воины-индейцы подтащили узел почти к ногам Паухэтана. Теперь Покахонтас различала очертания под черно-красным одеялом. Она смотрела, как верховный жрец подходит, берет за край одеяло и срывает его.

Мужчина под одеялом сначала не двинулся, даже не заслонил глаза от солнечного света. Жрец ударил его в бок. Он вздрогнул, вытянулся и встал на ноги одним странным текучим движением. Он стоял перед великим вождем, выпрямившись, как стрела. Он был высок, и в его осанке чувствовалась гордость. Нагота делала его уязвимым по сравнению с празднично раскрашенной и богато украшенной толпой. На боку у него была длинная царапина с запекшейся кровью, никаких других отметин на его стройном теле не было.

Кто-то вздохнул. Покахонтас оглянулась. Это она вздохнула или Мехта? Или все они разом откликнулись на красоту и стать молодого монакана? Что-то в уверенном развороте его плеч, поднятом подбородке, твердой линии губ обещало, что умрет он достойно.