Джеймс Купер - Избранные сочинения в 9 томах. Том 1 Зверобой; Последний из могикан

Через минуту новый пленник стоял уже у костра. Поглощенные борьбой и ее результатом индейцы не заметили пирогу, хотя она стояла так близко от берега, что делавар и его невеста слышали каждое слово, произнесенное ирокезами.

Итак, индейцы покинули место схватки. Почти все вернулись к костру, и лишь немногие еще искали Уа-та-Уа в густых зарослях. Старуха уже настолько отдышалась и опамятовалась, что смогла рассказать, каким образом была похищена девушка. Но было слишком поздно преследовать беглецов, ибо, как только Зверобоя увели в кусты, делавар погрузил весло в воду и, держа курс к середине озера, бесшумно погнал легкое судно прочь от берега, пока не очутился в полной безопасности от выстрелов. Затем он направился к ковчегу.

Когда Зверобой подошел к костру, его окружили восемь свирепых дикарей, среди которых находился его старый знакомый, Расщепленный Дуб. Бросив взгляд на пленника, индеец шепнул что-то своим товарищам, и раздались тихие, но дружные восклицания радости и удивления. Они узнали, что тот, кто недавно убил одного из индейских воинов на другом берегу озера, попался теперь в их руки и всецело зависит от их великодушия или мстительности. Со всех сторон на пленника устремились взгляды, полные злобы, смешанной с восхищением. Можно сказать, что именно эта сцена положила начало той грозной славе, которой Зверобой, или Соколиный Глаз, как его называли впоследствии, пользовался среди индейских племен Нью-Йорка и Канады.

Руки у охотника не были связаны, и, когда у него отобрали нож, он мог свободно ими действовать. Единственные меры предосторожности, принятые но отношению к нему, заключались в том, что за ним установили неусыпный надзор; ему стянули лодыжки крепкой лыковой веревкой, не столько с целью помешать ходить, сколько для того, чтобы лишить его возможности спастись бегством. Впрочем, Зверобоя связали лишь после того, как его опознали. В сущности, это был молчаливый знак преклонения перед его мужеством, и пленник мог лишь гордиться подобным отличием. Если бы его связали перед тем, как воины улеглись спать, в этом не было бы ничего необычного, но путы, наложенные тотчас же после взятия в плен, доказывали, что имя его уже широко известно. Когда молодые индейцы стягивали ему ноги веревкой, он спрашивал себя, удостоился ли бы Чингачгук такой же чести, попади он во вражеские руки.

В то время как эти своеобразные почести воздавались Зверобою, он не избегнул и кое-каких неприятностей, связанных с его положением. Ему позволили сесть на бревно возле костра, чтобы просушить платье. Недавний против-пик стоял против него, поочередно протягивая к огню части своего незатейливого одеяния и то и дело ощупывая шею, на которой еще явственно виднелись следы вражеских пальцев. Остальные воины совещались с товарищами, которые только что вернулись с известием, что вокруг лагеря не обнаружено никаких следов второго удальца. Тут старуха, которую звали Медведицей, приблизилась к Зверобою; она угрожающе сжимала кулаки, глаза ее злобно сверкали. Она начала пронзительно визжать и не остановилась, пока не разбудила всех, кто находился в пределах досягаемости ее крикливой глотки. Тогда она стала описывать ущерб, который ее особа понесла в борьбе. Ущерб был не материальный, но, конечно, должен был возбудить ярость женщины, которая давно уже перестала привлекать мужчин какими-либо приятными свойствами и вдобавок была не прочь сорвать на всяком подвернувшемся ей под руку свою злобу за суровое и пренебрежительное обхождение, которое ей приходилось сносить в качестве бесправной жены и матери. Хотя Зверобой и не принадлежал к числу ее постоянных обидчиков, все же он причинил ей боль, а она была не такая женщина, чтобы забывать оскорбления.

— Бледнолицый хорек! — вопила разъяренная фурия, потрясая кулаками перед лицом смотревшего на нее с невозмутимым видом охотника. — Ты даже не баба! Твои друзья — делавары — бабы, а ты их овца. Твой собственный народ отрекся от тебя, и ни одно краснокожее племя не пустит тебя в свои вигвамы. Вот почему ты прячешься среди воинов, одетых в юбки. Ты думаешь, что ты убил храбреца, покинувшего нас? Нет, его великая душа содрогнулась от презрения при мысли о битве с тобой и предпочла лучше оставить тело. Земля отказалась впитать кровь, которую ты пролил, когда его душа отлетела. Что за музыку я слышу? Это не вопль краснокожего. Ни один красный воин не будет стонать, как свинья. Эти стоны вырываются из горла у бледнолицего, из груди ингиза, и этот звук приятен, как девичье пение! Пес! Вонючка! Сурок! Выдра! Еж! Свинья! Жаба! Паук! Ингиз!