Джеймс Купер - Избранные сочинения в 9 томах. Том 2 - Следопыт; Пионеры

— Что за важность, миссис Холлистер. Молитва всегда во благо, стоим ли мы или сидим. Вот наш мистер Уайтфилд, как разобьем лагерь после тридцатимильного перехода, бывало, всегда становился на колени и молился, как древле Моисей [180] По библейскому сказанию, вождь израильтян (которых библия называет «избранным народом») Моисей во время битвы их войска, которым командовал Иисус Навин, с народом амалекитян стоял на холме и молился, воздев руки. Стоило ему опустить от усталости руки, как амалекитяне начинали одолевать, и поэтому двое приближенных поддерживали его локти. , когда его солдаты помогали ему воздевать руки к небу, — ответил ее муж, покорно выполнив все ее приказания. — Эх, до чего же, Бетти, был хороший бой между израильтянами и амалекптянами в тот день, когда Моисей молился! Дрались-то они на равнине, потому как и в библии упоминается, что Моисей поднялся на вершину холма, чтобы глядеть на битву и молиться. Как я понимаю — а я в этом деле немножко смыслю! — у израильтян была сильная кавалерия: там ведь написано, что Иисус Навин поражал врагов острием своего меча. Стало быть, под его командой были не просто всадники, а регулярная кавалерия. Недаром в библии они так прямо и называются «избранными». Наверное, это все были настоящие драгуны, потому что рекруты редко наносят удар острием сабли, особенно когда она очень кривая.

— И чего это ты, сержант, приплетаешь священное писание по таким пустякам! — перебила трактирщица. — Чего тут дивиться! Просто им помогал бог — он им всегда помогал, пока они не впали в смертный грех отступничества. И, значит, неважно, кем там Иисус командовал, раз он повиновался воле господней. Даже эта проклятая милиция, которая погубила моего капитана своей трусостью, в те времена тоже бы всех побеждала. Так что нечего думать, будто у Иисуса солдаты были обученные.

Почти все скамьи в харчевне уже заполнились гражданами Темплтона, которые сошлись к очагу «Храброго драгуна», чтобы поделиться новостями.

— Это ты зря говоришь, миссис Холлистер. В тот день левый фланг милиции дрался так, что любо-дорого! А ведь солдаты там были совсем зеленые. Они шли в атаку даже без барабанов, а это не так-то просто, когда в тебя стреляют. И дрогнули, только когда убили капитана. А в писании лишних слов нет, и, как бы ты ни спорила, я одно скажу: если кавалерист умеет наносить удар острием сабли, значит, его хорошо обучили. И сколько проповедей читалось про слова куда менее важные, чем. «острие»! Если бы это слово ничего не значило, можно было бы просто написать: «поражал мечом». Чтобы нанести длинный укол, нужно долго практиковаться. Господи помилуй, сколько бы мистер Уайтфилд мог порассуждать о слове «острие»! Ну, вот если бы капитан вызвал драгун, когда поднимал в атаку пехоту, они бы показали врагу, что такое острие меча; ведь, хотя с ними и не было настоящего офицера, все же, мне думается, я могу сказать, — тут старый вояка потуже затянул шарф, обвивавший его шею, и выпрямился во весь рост, словно сержант, обучающий новобранцев, могу сказать, что во главе их был человек, который сумел бы перевести их через овраг.

— Да что там говорить! — вскричала трактирщица. — Будто ты не знаешь, что его жеребец хоть и юркий был, как белка, а от пули увернуться не мог. Ну, да что там… Сколько уж лет прошло с тех пор, как его убили! Жалко, конечно, что не успел он узреть света истинной веры, да господь его, верно, помилует, потому что он умер, сражаясь за свободу. И памятник-то на его могиле поставили плохонький. Зато на нашей вывеске он очень похож. И я ее не уберу, пока найдется в поселке кузнец, чтобы подправлять крючки, за которые ее прицепляют. Да, не уберу, сколько бы кофеен, ни развелось отсюда и до Олбани.

Неизвестно, о чем заговорили бы дальше почтенные супруги, но в эту минуту люди, которые сбивали на крыльце снег с обуви, прекратили свое занятие и вошли в зал. Минут через пятнадцать почти все скамьи уже заполнились гражданами Темплтона, которые сошлись к очагу «Храброго драгуна», чтобы поделиться новостями или послушать чужие новости. На деревянном диване с высокой спинкой, в самом уютном уголке зала, расположились доктор Тодд и неряшливого вида молодой человек с замашками щеголя. Он беспрестанно нюхал табак и доставал из кармана модного сюртука заграничного сукна большие серебряные французские часы на волосяной цепочке и с серебряным ключиком, — короче говоря, он настолько же отличался от окружавшего его простого люда, насколько сам не был похож на настоящего джентльмена.