— Роса жалей, что Лилия, — так индианка называла на своем поэтическом языке нашу героиню, — не бери муж Разящий Стрела. Великий вождь имей большой вигвам, много места, надо много жена.
— Спасибо, Роса, на добром слове, но мы, белые женщины, на это смотрим по-другому, — отвечала Мэйбл, невольно улыбаясь, несмотря на ужас своего положения. — К тому же я, возможно, даже скорее всего, никогда не выйду замуж.
— Надо хороший муж, — сказала Роса. — Разящий Стрела нет на сердце, бери Пресный Вода.
— О чем ты говоришь, Роса? Разве я могу думать о таких вещах, когда даже не уверена, буду ли еще жива через час! Ах, если бы как-нибудь узнать, жив ли и невредим мой дорогой дядюшка!
— Роса ходи смотри.
— Ты можешь? Ты согласна? А что, если тебя увидят на острове? Разве воины знают, что ты здесь? И будут ли они довольны, что женщина вышла с ними на военную тропу?
Все это Мэйбл выпалила одним духом, словно страшась услышать нежелательный ответ. Она никак не могла поверить, что Роса заодно с ирокезами, и, хотя это было совершенно невероятно, вообразила, будто индианка тайком последовала за индейцами в своей пироге и опередила их единственно затем, чтобы ее предостеречь и спасти ей жизнь. Но Мэйбл заблуждалась, что и выяснилось со слов Росы, которая с грехом пополам ей все объяснила.
Разящая Стрела, хоть и вождь, был в немилости у собственного племени и заключил временный союз с ирокезами. Правда, у него был свой вигвам, но он редко жил в нем; притворяясь другом англичан, он все лето делал вид, что служит им, тогда как в действительности шпионил в пользу французов, и жена сопровождала его во всех переходах, которые они большей частью совершали в пироге. Короче говоря, ее присутствие не составляло тайны, поскольку Разящая Стрела редко отправлялся в путь без нее. Все это Роса как умела разъяснила подруге, чтобы Мэйбл без опасения отпустила её разузнать о судьбе Кэпа. Решено было, что индианка выйдет из блокгауза, лишь только для этого представится малейшая возможность.
Сперва они через бойницы тщательно осмотрели весь остров и обнаружили, что победители, захватив припасы англичан и разграбив хижины, готовятся к пиршеству. Большая часть запасов хранилась в блокгаузе, но и без того их оказалось достаточно, чтобы вознаградить индейцев за легкую победу. Трупы уже убрали, и Мэйбл заметила, что оружие побежденных сложено в кучу возле места, где собирались устроить банкет. Роса высказала предположение, что убитых отнесли в кусты и там либо зарыли, либо спрятали. Ни одно из заметных с воды строений не было разрушено, поскольку победители хотели заманить отряд сержанта в засаду, когда он вернется. Роса указала Мэйбл на индейца, по ее словам — дозорного; он взобрался на самую макушку высокой сосны, чтобы загодя предупредить своих соплеменников о приближении шлюпок, хотя отряд выступил совсем недавно и только какое-нибудь непредвиденное обстоятельство могло заставить его так быстро возвратиться. Атаковать блокгауз пока никто не собирался. Напротив, по мнению Росы, все говорило за то, что индейцы будут держать его в осаде до прихода отряда, чтобы следы штурма не открыли истины наметанному глазу Следопыта. Шлюпку, однако, индейцы захватили и переправили к кустам, где были спрятаны их пироги.
Роса объявила, что сейчас самое для нее время выйти из блокгауза и присоединиться к своим. Мэйбл с некоторым недоверием спускалась за индианкой по лестнице, но ей тут же стало стыдно своих подозрений, недостойных ее самой и несправедливых по отношению к своей спасительнице, и, когда они сошли вниз, все ее сомнения рассеялись. Дверь они отпирали с величайшей осторожностью, и, когда оставалось открыть последний запор, Роса стала наготове у косяка. Чуть приподняв щеколду, дверь приоткрыли ровно настолько, чтобы можно было протиснуться бочком, и Роса не замедлила выскользнуть наружу. Тотчас же Мэйбл судорожным движением захлопнула дверь, и, когда щеколда стала на место, явственно услышала громкое биение собственного сердца. Теперь она могла считать себя в сравнительной безопасности и остальные два засова задвинула уже спокойнее. Когда дверь была крепко-накрепко заперта, она поднялась наверх взглянуть, что творится снаружи.
Потянулись томительно долгие, мучительные часы ожидания. Индианка как в воду канула. Мэйбл слышала вопли перепившихся дикарей — ром заставил их забыть об осторожности, — порой видела через бойницы их буйную оргию, и эти крики и разнузданные телодвижения, от которых кровь застыла бы у нее в жилах, не явись она перед тем свидетельницей неизмеримо более чудовищного зрелища, все время напоминали девушке о страшном соседстве. Около полудня на острове появился какой-то новый человек, которого Мэйбл по одежде и не совсем обычной внешности сперва было приняла за дикаря. Но, разглядев его смуглое от природы и к тому же сильно обветренное лицо, она убедилась, что это белый, и даже несколько воспрянула духом: ей казалось, что в крайности она сможет рассчитывать на помощь человека, близкого ей по цвету кожи и цивилизации. Но, увы, наша героиня не ведала, что не так-то легко белым остановить своих свирепых союзников, коль скоро они дорвутся до крови, да, собственно, в расчеты белых и не входило удерживать индейцев от зверств.
Читать дальше