Потом речь зашла обо мне. Мы говорили до поздней ночи, но наша беседа ни к чему не привела; я не знал, какой путь мне избрать, чтобы найти способ зазывать бизонов. Когда все заснули, я долго об этом думал. Все время вспоминалась мне древняя ловушка кроу. Наконец я заснул. Проснувшись утром, я стал припоминать, что мне снилось, но запомнилось только, как я блуждал по склону Столовой горы, а гигантская каменная стена, казалось, призывала меня, и голос звучал глухо и заунывно, как вой ветра: «Пук-си-пут! Пук-си-пут! Ман-и-ка-и, пук-си-пут!» («Приди! Приди! Юноша, приди!»)
Этот сон я рассказал женщинам, и Сюйяки воскликнула:
– Ступай на зов! Поднимись на вершину горы и начни пост. Быть может, ты увидишь вещий сон. А мы будем ждать тебя здесь.
– Да, да, брат! – вмешалась Питаки. – А ружье ты оставь мне! Я никогда из него не стреляла, но знаю, что не промахнусь. Если кто-нибудь приблизится к нам, я прицелюсь и пальцем нажму вот это, и враг упадет мертвым.
Мы все засмеялись.
– Ружье останется у тебя, – сказал я ей. Наскоро поев, я стал готовиться к подъему на Столовую гору.
Чтобы взобраться на вершину Столовой горы, нужно было обойти ее и приблизиться к ней с противоположной стороны-с запада, а затем подниматься по крутому каменистому склону. Подъем показался мне очень трудным. Было уже после полудня, когда я, задыхаясь, вскарабкался на плоскую вершину.
Подойдя к самому краю пропасти, я посмотрел вниз. Находился я так высоко, что наши лошади в ложбине показались мне совсем маленькими, не больше собак. Мне хотелось найти обеих старух и сестру, но их не было видно, я знал, что они притаились среди каменных глыб.
Тогда я окинул взглядом окрестности. О, какая величественная картина представилась моим глазам! На северо-востоке маячили холмы Душистая Трава, на востоке вставали горы Медвежья Лапа, на юго-востоке тянулись покрытые лесом темные холмы Горный Лес. Словно гигантские черные змеи, извивались среди холмов реки Миссури, Титон и Морайас и их притоки; ближе, как казалось мне, у самого подножия Столовой горы, зеленела широкая долина Солнечной реки, катившей свои воды к Миссури. На равнинах я разглядел большие черные пятна; я знал, что это стада бизонов…
Долго сидел я у края пропасти и смотрел на страну моего народа. Потом я сложил на вершине горы две невысоких стены из камней; между стен я сделал себе постель из травы, покрывавшей вершину. Наружную стену, обращенную к пропасти, я возвел для того, чтобы во сне не скатиться вниз, а вторая стена должна была защищать меня от резкого западного ветра.
Пост начался. Я улегся на ложе из травы и стал молиться своему «тайному помощнику», всем нашим богам и великой горе, на вершине которой я лежал. Я просил их послать мне вещий сон, открыть тайну зазывателя. И так я лежал там, молился и тревожился за женщин. Солнце склонялось к западу, возвращаясь домой на отдых. Вдруг за моей спиной послышался шорох. Я повернулся на другой бок и посмотрел в расщелину между камнями в западной стене. Мне стало страшно. Неужели враги выследили меня? Нет! Это был горный баран, старый-старый, с огромными рогами. Он щипал траву, изредка останавливаясь и посматривая по сторонам. По западному склону загрохотали камни, и на вершине показались четыре овцы с ягнятами. Поднялись они по той же тропе, по какой поднимался и я.
Я следил за прыжками ягнят, потом, бросив взгляд на юг, разглядел какую-то темную тень, притаившуюся за каменной глыбой. Я не спускал глаз с этого места, и вскоре над камнем показалась темная уродливая голова и шея с беловато-желтыми полосами – это была росомаха. Не успел я хорошенько ее разглядеть, как ягнята, резвившиеся на лужайке, подбежали к каменной глыбе, и росомаха прыгнула на одного из них. Он заблеял, потом я услышал, как затрещали шейные позвонки.
Ягнята бросились врассыпную, а их матери направились было к глыбе, но росомаха на них зарычала. Этот маленький зверь рычал так грозно, что даже мне стало жутко. Неудивительно, что овцы обратились в бегство, и на вершине осталась только мать растерзанного ягненка. Она беспомощно топталась на одном месте, глядя, как росомаха пожирает свою добычу.
Росомаха продолжала рычать и раздирать когтями ягненка, хотя он давно уже был мертв. Это было такое отвратительное зрелище, что я не выдержал, взял лук и стрелы и направился к ней. Она зарычала даже на меня и, казалось, не прочь была вступить в бой. О, как сверкали ее злые глаза!
Читать дальше