Джеймс Шульц - Моя жизнь среди индейцев

Сосчитали убитых. Только пятеро черноногих лишились жизни, несколько человек было ранено. Но на тропе, по которой утром кроу и гро-вантры так уверенно шли на нас, лежали триста шестьдесят убитых. Ко многим из них победители даже не притронулись, так как им надоело резать и снимать скальпы. Но оружие и во многих случаях военные наряды и украшения победители забрали. Затем оба лагеря перешли несколько на запад, предоставив поле битвы волкам и койотам.

Как вы знаете, гро-вантры запросили мира и теперь снова находятся под покровительством нашего племени. А сейчас вот пришли посланные от кроу. Что ж, поживем, увидим.

И пожелав нам спокойного сна, Просыпающийся Волк — я не могу назвать его Монро — отправился домой.

Когда Ягода жил в лагере или где-нибудь недалеко от него, пикуни не решали никакого дела, не посоветовавшись с ним, и всегда принимали его совет. Он был по существу их вождем; вожди племени уважали его, полагались на него, и он неизменно советовал то, что было в их интересах. И на этот раз его пригласили присутствовать на совете, рассматривавшем предложение кроу; пошел туда и я, так сказать под его прикрытием. Я хотел послушать речи. Делегация кроу, разумеется, отсутствовала. Палатка Большого Озера была полна вождей и старейшин, включая и молодых начальников различных групп Общества Друзей. Среди последних я заметил и своего врага, Олененка, который мрачно взглянул на меня, когда я вошел. Он начинал уже действовать мне на нервы. Сказать по правде, я с нетерпением ожидал того дня, когда мы с ним посчитаемся, так как чувствовал неизвестно на чем основанную уверенность, что мне суждено когда-нибудь отправить его тень на Песчаные Холмы.

Большое Озеро набил свою каменную трубку, один из знахарей зажег ее и произнес короткую молитву; затем трубку стали передавать по кругу. Первым выступил Три Солнца, сказав, что он и его клан, Одинокие Ходоки, относятся благоприятно к заключению мирного договора со старинным врагом племени. Как только он кончил говорить, Олененок произнес страстную речь. Ему полагалось говорить одним из последних, так как старшие и занимающие более высокое положение должны выступать прежде молодых, но он выскочил вперед. Тем не менее его молча выслушали. Черноногие всегда держатся с достоинством и пропускают без замечаний нарушения племенных обычаев и этикета. Однако в конце концов нарушителя заставляют всячески расплачиваться за свое дурнoe поведение. Олененок сказал, что он выступает от имени Носящих Ворона, группы большого Общества Друзей, и что она не хочет мира с кроу. «Кто эти кроу, как не убийцы наших отцов и братьев, похитители наших табунов? Как только зазеленеет трава, — закончил он, — я и мои друзья отправимся в набег против племени реки Вапити (Йеллоустон), и набеги наши будут повторяться до конца лета».

Один за другим выступали ораторы; многие из них высказывались за мирный договор, некоторые — большей частью из молодежи — выражали то же мнение, что и Олененок. Особенно запомнилась мне речь древнего старика, слепого, седого знахаря. «О дети мои, — начал он, — о дети мои! Слушайте меня, слушайте со вниманием. Когда я был молод, как некоторые из вас, я чувствовал себя счастливее всего, когда бывал в набегах на неприятелей, убивал их, угонял их лошадей. Я разбогател. Мои жены родили мне четырех красавцев сыновей. Палатка моя всегда была полна хорошей пищи, отличных мехов. Мальчики мои выросли, и как я ими гордился! Они были так сильны, ловки, отлично ездили верхом, были хорошими стрелками. И они были так ласковы со мной и со своим матерями.

«Больше ты не охоться, — приказывали они, — ты стареешь. Сиди здесь у очага в палатке, кури и мечтай, а мы о тебе позаботимся». Я был доволен, благодарен им. Я предвидел много счастливых зим впереди, когда я состарюсь. Хайя! Один за другим мои красавцы сыновья отправлялись на войну, и один за другим не возвращались. Двух из моих жен тоже убили враги. Еще одна умерла, а та, которая жива, стара и слаба. Я слеп и беспомощен; оба мы зависим в еде и одежде от своих друзей; им мы обязаны местом у очага в палатке. Поистине, это очень тяжелое положение. Но не будь войны — ай! Не будь войны, я жил бы сейчас в собственной палатке со своими детьми, внуками и женщинами, все мы были бы счастливы и довольны. То, что произошло, повторится. Вы, выступавшие против мира, подумайте как следует и возьмите свои слова обратно. То, что война сделала со мной, она, наверное, сделает и со многими из вас».