Джеймс Шульц - Моя жизнь среди индейцев

Мы шли вдоль берега реки. Тут и там на грязи и мокром песке ясно виднелись отпечатки лап зверя, которого я искал, но только отпечатки — ничего больше. Мы вошли глубоко в лес. Хотя здесь, может быть, проходило много пум, но они не могли оставить никаких следов на сухих опавших листьях. Мы поднялись выше, идя лесом, туда, где господствует камень, а деревья делаются мелкими и низкими. Там мы просидели весь день, выглядывая из кустов, окружавших это место. Один раз нам встретился небольшой черный медведь, в другой раз куница, но больше мы не видели ничего живого, кроме маленьких птиц и орлов, лениво кружащих около нас. Но незадолго до захода солнца к нам приблизилось пасшееся тут стадо горных баранов; они шли по ветру. Я наложил на лук стрелу и застрелил барана, маленького молодого самца. Он заблеял и упал; остальные сначала убежали в испуге, потом вернулись вместе с его матерью и стали с любопытством глядеть на него, осматриваться кругом, стараясь понять что произошло. Тогда я застрелил мать. Мы оставили ее на месте, рассчитывая на следующий день найти около нее пуму, взяли детеныша, сошли вниз с горы и заночевали у ручья.

Так провели мы много дней. Мы устраивали ночлег там, где нас заставала ночь, и возвращались домой, только когда палатка нуждалась в мясе или когда лагерь переходил на новое место. Так прошло лето, и за все это время мы ни разу не видели зверя, которого я искал. Дважды за это время я умирал и каждый раз на более продолжительное время, чем раньше. Я совсем пал духом. Я не сомневался в сказанном мне во сне и был уверен, что старик говорил правду, но чувствовал, что умру раньше, чем сумею выполнить все, что он мне велел. От гор Белт мы перешли на Желтую реку, оттуда, переправившись через нее, к горам Сноуи. Затем наступила зима; на высоких склонах выпал снег, спускавшийся все ниже и ниже, пока горы не побелели до самой равнины. Теперь ничто, случившееся ночью, не осталось скрытым от меня: куда бы я ни пошел, снег рассказывал мне обо всем так же ясно, как если бы кто-нибудь присутствовал при этом, видел все, а потом передал мне. Вот здесь прошли, паслись, играли и отдыхали олени и вапити; здесь бродил медведь, переворачивая бревна и камни. Я находил следы волков, койотов, рыси, лисиц; все они охотились а свой лад, чтобы набить себе чем-нибудь брюхо. А вот, что это за куча ветвей кустарника, сучьев и листьев, грязно снега и земли? Из кучи торчит рог. А вот дальше кровь; что-то тащили по снегу. Ага! вон, вон там следы, большие круглые отпечатки лап, близко друг к другу. Здесь ночью пумa набросилась на самца оленя, убила его, наелась досыта, а остальное оттащила к логову и прикрыла валежником, какой смогла наскрести. Так я объяснил все это жене.

— И пума не ушла далеко отсюда, — добавил я, — брюхо ее наполнено. Она лежит где-нибудь поблизости и спит.

Но что мне было делать? Спрятаться поблизости и ждать ее возвращения? Она может не вернуться до поздней ночи, и тогда я ее не увижу. Она может, приблизившись, почуять меня, повернуть назад и больше не появляться. Нет, я должен выследить ее. Я пойду так же осторожно, как шла она сама, подползая к оленю, готовясь к прыжку. Я увижу ее раньше, чем она проснется и заметит меня; я убью ее там, где она лежит. Так я обдумывал, что делать. Я объяснил своей жене, что она должна следовать за мной в отдалении настолько близко, чтобы временами видеть меня, но не ближе. Жена радовалась.

— Ты ее обязательно убьешь, — говорила она.

Я был рад и взволнован. После стольких месяцев наконец найден след, по которому можно идти, и притом на снегу, а это почти то же, что увидеть вдалеке зверя и приближаться к нему. Подумай же, друг, подумай, какое я испытал отчаяние, когда обнаружил, что почти на виду у нас, около засыпанной туши оленя, зверь лежал на большом бревне, видел, как мы разговариваем и большими прыжками скрылся в темном лесу! Этого я не мог вынести. Снова у меня закружилась голова я зашатался и умер еще раньше, чем упал на снег.

На этот раз жена доставила меня домой, вернувшись за лошадью для меня. Много дней я пролежал в палатке, слабый, с отчаянием в сердце. Я совершенно пал духом. Друзья приходили подбодрить меня. Жены их приносили отборное мясо, языки, сушеные ягоды, суп, всякие вкусные вещи. Мы ели хорошо, и день ото дня силы мои восстанавливались. Наконец, как-то вечером, один мой друг, уезжавший на охоту, вбежал в палатку.

— Кьи! — сказал он, — у меня для тебя хорошие новости. В верхнем конце одного каньона, идя по следам раненого оленя, я нашел отверстие среди камней. От него к воде ведет хорошо утоптанная тропа; у воды она разделяется на много маленьких тропок. Там живет горная львица со своими детенышами. Я не спугнул их, даже не убил оленя, которого выследил до этого места, но немедленно отправился сюда рассказать тебе об этом.