Женщина-Птица подошла к Длинноволосому и стала ему что-то шептать. Сначала он нахмурился и покачал головой, потом улыбнулся ей и снова повернулся ко мне:
— Если я дам тебе сейчас ружье, скажи, заплатишь ли ты мне сорок шкур за него и пять за порох, когда у тебя будут эти шкуры?
Я так обрадовался, что долго не мог выговорить ни слова. Наконец я овладел собой, поднял руку к небу и воскликнул:
— Клянусь Солнцем, я отдам тебе сорок пять шкурок, если буду жив!
— Молодец! Я тебе верю. Ружье твое! Ступай и возьми его.
Все мы последовали за ним в соседнюю комнату, где хранились его бумаги и вещи, и здесь он протянул мне ружье, достал жестянку с порохом: пули и четыре коробочки с пистонами, потом снял со стены рог для пороха и мешок для пуль.
— Бери, это все твое, — сказал он мне. — Таких ружей нет у нас в магазине, жена меня просила, чтобы я дал тебе одно из моих.
Как я был счастлив! Я схватил ружье и прижал его к груди.
— Отдай за ружье те шестнадцать шкур, которые ты подарил мне и бабушке, — посоветовала моя мать. — Остальные ты принесешь после.
— Нет, они вам нужны, я не могу взять их у вас, — ответил я.
— Верно, юноша пикуни! Никогда не отбирай того, что ты подарил, — сказал мне Длинноволосый.
Так получил я первое ружье. После полудня, когда мать и бабушка обменивали шкурки бобров и другие меха, я стоял подле и смотрел на них. Каждая купила себе одеяла, нож, красной краски и много бус. Своим покупкам они радовались не меньше, чем я ружью. Даже бабушка улыбалась во весь рот и распевала песни, когда мы верхом возвращались в лагерь.
На Молочной реке мы прожили семь дней. Мне эти дни показались бесконечно длинными, так как я хотел поскорее перебраться к реке Стрела. Вечера я проводил в вигваме Красных Крыльев, и старик рассказывал мне о ловле орлов. Днем я ходил на охоту и брал с собой Синуски и Нипоку. Мне хотелось приучить волчонка к выстрелам; Синуски, его вторая мать, не боялась выстрелов и тотчас же бежала по следам раненого животного.
В первый день я подстрелил белохвостого оленя, и он тотчас же упал. Волчонок нисколько не испугался выстрела, однако не последовал за собакой, когда та подбежала к убитому оленю и вонзила зубы ему в горло. Нипока смотрел то на нее, то на меня и, казалось, не знал, что ему делать. Возвращаясь в лагерь, я подстрелил водяную курочку, и Нипока, увидев, как она трепещет и бьется на земле, бросился к ней со всех ног, а Синуски уселась и стала на него смотреть. Долго он трепал и кусал птицу, вымазал всю морду кровью и, наконец, съел мясо вместе с перьями. В этом отношении он отличался от Синуски, которая не прикасалась к птицам; как и мы, она любила только «настоящее мясо».
Я решил, что в конце концов Нипока научится выслеживать дичь и будет мне хорошим помощником. На следующий день я тяжело ранил белохвостого оленя, который пошатываясь скрылся в зарослях. Не видя его, волчонок, не пожелал следовать за Синуски, бросившейся в погоню. Сдирая с оленя шкуру, я привязал Нипоку к дереву. Мне не хотелось, чтобы он до окончания охоты отведывал мяса или крови.
Вскоре мне удалось поднять еще одного белохвостого оленя, и волчонок видел, как он обратился в бегство. Я выстрелил. Олень упал и покатился по склону. Собака, а за ней и волчонок подлетели к нему, и Синуски схватила его за горло, но тотчас же уступила место Нипоке, который сердито ворчал и подергивал пушистым хвостом. Я сделал надрез на шее оленя и позволил волчонку отведать крови. Теперь я знал, что он будет мне помощником. Вернувшись в лагерь, я долго учил его лежать неподвижно подле меня, пока не позволю ему встать. Оказалось, что научить его этому нелегко, и мне придется с ним повозиться.
Когда наши охотники продали все меха и шкуры, мы снялись с лагеря, переправились через Большую реку и двинулись на юг. К вечеру третьего дня мы раскинули лагерь в долине реки Стрела. Долина была очень узкая; по краям ее вставали высокие скалы. Я слышал о том, что здесь водится много дичи, — как оказалось, рассказчики не преувеличивали. На равнине паслись стада бизонов и антилоп; в глубоких, поросших лесом оврагах на каждом шагу попадались олени, лоси, а на берегах ручьев жили бобры; здесь они не строили плотин, зная, что во время разлива реки ни одна плотина не уцелеет. В долине реки Стрела предстояло нам прожить долгое время. Вот почему на следующее же утро я отправился на охоту, чтобы привезти мяса для моей семьи и для Красных Крыльев. Сопровождали меня мать и бабушка. Мы поднимались по тропе, ведущей из глубокого оврага на равнину к югу от реки. Поднявшись по склону, мы увидели большое стадо бизонов, двигавшееся нам навстречу и, по-видимому, спускавшееся на водопой к реке.
Читать дальше