Рафаэль Сабатини - Одиссея капитана Блада. Хроника капитана Блада

Обращая внимание на некоторые особенности героя Сабатини, нельзя забывать, что, хотя и не искатель приключений, он остается героем романов вполне определенного приключенческого жанра с присущей ему условностью характера, от которого трудно было бы ожидать сколько-нибудь глубокой психологической разработки.

Присмотримся к внешнему облику героя: его лицу, позе, одежде. Все рассчитано на театральный эффект, не требующий особенных усилий. Лицо «бронзовое от загара», «смуглое, как у цыгана», глаза синие, твердые, проницательные, холодные, складка губ сардоническая. В осанке и манерах всегда сохраняется благородство, «невзирая на кровь, пот и пороховой дым». Одежда неизменно черная, украшенная серебряным позументом и кружевами. Хотя по ходу действия Питеру Бладу приходится сменить английскую моду на испанскую, его роскошное мрачное одеяние», «пышный черный парик, длинные локоны которого ниспадали на воротник», по сути, не меняются. Описаний подобного рода у Сабатини множество, нередко они почти дословно повторяются. Романтический штамп налицо, да еще не в лучшем исполнении.

Но справедливости ради следует принять во внимание по крайней мере два момента. Следуя романтическому штампу, Сабатини порой делает это столь откровенно и с таким изяществом, что невольно возникает мысль об известной доле самоиронии. Театральность у него не наивная, не от незнания дела, он использует ее как один из условных приемов жанра, ироническим оттенком открывая свое намерение. К примеру, одно из первых эффектно описанных сражений заканчивается таким вот комментарием рассказчика: «Питер Блад проводил подобного рода операции с удивительным блеском и, как я подозреваю, не без некоторой театральности. Несомненно, драматическое зрелище, разыгравшееся сейчас на борту испанского корабля, могло бы украсить собой сцену любого театра».

Историю же Сабатини ставил не в голливудских декорациях, как порой его упрекают критики.

И еще один момент. «Красивые описания» не замедляют движение действия, как кружева и парики не ослабляют мужества героя. К тому же встречаются они много чаще в «Хронике» и характеризуют скорее ее «автора», шкипера Джереми Питта, безмерно обожавшего своего отважного капитана. И здесь автор опять не отказывает себе в удовольствии снабдить повествование изрядной долей иронического комментария, тем самым несколько отодвигая его от себя.

Хотя и не сразу, но уже на страницах «Одиссеи» предается «гласности тот факт, что история подвигов капитана Блада дошла до нас только благодаря трудолюбию Джереми Питта — шкипера из Сомерсетшира», оставившего многотомный судовой журнал. Автор намекает на существование и других «источников», впрочем, не уточняя, каких именно. Но «Хронику капитана Блада» он снабжает «точным» подзаголовком: «из судового журнала Джереми Питта». В предисловии к ней (опущенном, как уже упоминалось, в русском переводе) сообщается, что «Одиссея» исчерпала все источники информации, кроме материала, оставленного Питтом. Из него было взято лишь то, что помогало проследить главную линию истории Блада. Опущенные эпизоды составляют теперь дополнительный том, который проливает свет на деятельность пиратского братства и участие в ней Блада.

Мистификация «под документ» — давняя литературная традиция. Напомним имя лишь одного писателя — Дефо, хотя бы потому, что он был современником и активным участником как раз тех событий, о которых рассказывает Сабатини. Длинное, в духе хроник XVII-XVIII веков, название произведения, которое читатели всего мира с детства знают как «Робинзон Крузо», заканчивалось неизменными уверениями, что история необыкновенных приключений моряка из Йорка «написана им самим». Дефо представлялся читателю лишь в качестве редактора рукописи, оставленной Робинзоном. В своем намерении убедить читателя в ее подлинности Дефо был вполне серьезен: его собственное имя на титуле не значилось. За прошедшие столетия мистификация стала литературным приемом, не претендующим на то, чтобы ввести в заблуждение искушенного в подобных «хитростях» читателя.

Сабатини как будто рассчитывает на то, что читатель сам убедится в документальной достоверности рассказываемой истории из жизни Блада, но тут же отходит от серьезного тона, с улыбкой добавляя: «правда, не без труда». Он доверительно сообщает, что оценкам Питта не всегда можно доверять, что с материалами его надо обращаться критически, а наградив сомнительной похвалой за трудолюбие и “«бойкое перо», бранит за «многословие», столь затрудняющее отбор «наиболее существенных фактов». Называя Питта «бездарным хроникером», автор иронизирует и по поводу «исторической точности» незаменимого члена своей команды великана Волверстона: «Он обладал таким богатым воображением, что точно знал, насколько можно отклониться от истины и как ее приукрасить, чтобы правда приняла форму, которая бы соответствовала его целям».