Григорий Борзенко - Премьера века

Вдали послышался приглушенный крик какой-то ночной птицы, и в тот же миг рядом с шалашом что-то зашуршало, словно кто-то ковырялся в оставшихся, так и не использованных мною, брошенных на земле ветках и листьях. Я резко приподнялся, потянулся за ружьем и внимательно прислушался. Однако, время шло, но ничего подозрительного я больше не слышал. Очевидно, это был какой-то мелкий зверек, пробегавший рядом – подумалось мне. Я отложил в сторону ружье, снова прилег, но продолжал прислушиваться. В ответ – тишина. Я успокоился, и с горестью подумал: Господи! Неужели мне отныне придется довольствоваться лишь вот такими бессонными ночами, с постоянным напряжением и ожиданием чего-то дурного?! Может, прав был капитан, предрекая мне бессонные ночи и муки совести? Нет! Насчет бессонных ночей его пророчество, может, и сбудется, только вот причиной этому будут отнюдь не муки совести. В чем мне каяться, если я безгрешен, если во всем происшедшем нет и доли моей вины?!

Я вновь и вновь возвращался мыслями к тому, что произошло, и странное дело: главным, так сказать, виновником, инициатором того, чтобы я был высажен на этом острове, был капитан, но я не питал к нему лютой ненависти. Конечно же, мне было обидно, что он все решил вот так сгоряча, не разобравшись во всем, однако, я понимал, что он, помешанный на своих, так дорогих для его сердца и памяти, часах, руководствовался скорее эмоциями, чем здравым смыслом. С одной стороны, его можно было понять: я сам больше всего на свете не люблю воровство, считаю это самым отвратительным и низменным действием, на которое способен человек. Наказание за это прегрешение должно быть самым суровым. Но лишь в том случае, когда наказание несет тот, кто его заслуживает! Почему же капитан не разобрался во всем?! Почему позволил восторжествовать несправедливости?!

И все же, как это не покажется странным, меньше всего в этой истории я винил капитана. И дело даже не в том, что я всегда знал его как человека глубоко порядочного, и этот досадный эпизод был из ряда вон выходящим. Наподобие несчастного случая или рокового стечения обстоятельств. Просто я понимал, что в его поступке было много гнева (как он считал, справедливо), желания отомстить, но в то же время и в помине не было подлости, холодного расчета, личной выгоды или корысти! Чего никак нельзя было сказать об этом мерзавце Стенвиле! Он же, наоборот, руководствовался только этим! Какой холодный, подлый и мерзкий расчет! Не хватило силы и умения одолеть меня в открытом и честном поединке, так он прибег к помощи провокации! Каков мерзавец! Совершить воровство, подстроить так, будто это сделал кто-то другой, а потом наблюдать, как его совершенно несправедливо наказывают за то, чего тот не совершал, да еще и насмехаться при этом!

А ведь дело не только в нашей ссоре! Уверен: он руководствовался более тонким расчетом! Понимая, что я являюсь причиной того, что ему нет места на судне, он решил таким подлым способом устранить конкурента. Теперь капитан вновь будет нуждаться в плотниках, поэтому Гуччо, скорее всего, останется на «Элиабель». Ему все равно, что где-то по его милости терпит лишения безвинный человек, который, возможно, встретит свою смерть на этом заброшенном в океане клочке земли, главное, что он не останется без ремесла, куска хлеба. Нет, Гуччо! Я не согласен! Почему именно я должен расплачиваться такой страшной, говоря без преувеличения, ценой?! Нет, Гуччо, погоди! Мы непременно с тобой поквитаемся! И чем дольше я здесь пробуду, чем больше невзгод мне доведется перенести, тем больший счет я тебе предъявлю! Вспомнишь, мои слова, Иуда!

Хотя первая ночь на острове и была для меня беспокойной и почти бессонной, но под утро я, измученный непрерывно зудящими комарами, создающими вокруг моего шалаша настоящий гул, наконец-то уснул. И хотя времени для сна оставалось слишком мало, (ведь совсем скоро рассвет!), утром я поднялся бодрый и заметно успокоившийся. Переполненный желанием непременно осмотреть остров и, возможно, найти нечто, что заметно бы облегчило мою жизнь здесь. Впрочем, что значит нечто?! Естественно, я не рассчитывал найти здесь таверну, где меня встретят с распростертыми объятиями, усадят за стол и бесплатно угостят кружечкой-другой доброго вина. Не надеялся также увидеть стоящую на якоре где-нибудь у противоположного берега посудину, которая немедленно доставит меня куда-нибудь на материк. Единственное, что мне хотелось, чтобы этот остров оказался обитаем. Правда, говоря об этом, я имел в виду европейцев. Пусть это будет совсем крохотное поселение, пусть это будут хотя бы несколько человек или хотя бы один-единственный такой же горемыка, как и я, попавший сюда при подобных обстоятельствах, лишь бы мне было с кем скрасить горечь одиночества! Хотя бы поговорить! Ведь одному так тоскливо!