Валерий Ковалев - Терра инкогнита. Книга 1-я

Через минуту внутри что-то упало, потом еще раз, послышался звон разбитого стекла, а затем вышел батька.

– Вяжите тех двоих, – кивнул он шахтерам на дверь. – А третий сбежал. Жидкий оказался на расправу.

Оба приглашенных валялись на полу, оконное стекло было высажено вместе с рамой.

Далее приехала милиция, составив протокол, после чего связанных увезли и, добавив очередной срок, вновь отправили на перековку.

Отцу же по партийной линии влепили выговор «за низкую трудовую дисциплину на предприятии».

Этот случай мне рассказал тот самый мастер, ставший впоследствии начальником участка, у которого на втором курсе техникума я проходил практику.

Когда же я поинтересовался у родителя, чем он лупил тех зэков, – отец сжал кулак и показал, – вот этим. А затем добавил, – желаешь, покажу фокус?

– Ага,– кивнул я.

– Неси обрезок сороковки* и половой гвоздь.

Я сбегал в сарай, покопался там и притащил что требовалось.

Батька положил обрезок на табуретку, угнездил шляпку в ладонь и зажал его меж пальцев.

– А теперь смотри (поднял вверх руку).

В следующую секунду она мелькнула вниз, «трах! наполовину вошел гвоздь в дерево.

–Ничего себе, – выпучил я глаза, а затем перевернул табуретку. Пробив все насквозь, острие вышло наружу.

– Я сынок, – усмехнулся отец, – на фронте кулаком барану на спор лоб раскалывал. А он у него крепче, чем у быка. Такое вот дело.

– Научишь? – загорелся я.

– В свое время, – закурил он беломорину.

Кстати, по виду родителя этого не скажешь. Он у меня среднего роста, худощавый, но, как у нас говорят «жилистый».

Ближе к полуночи (сон не шел) была остановка в Харькове. Там я после окончания техникума, по настоянию отца, поступал в танковое училище, но не прошел по конкурсу.

Я спустился с полки вниз, сунул ноги в ботинки, и, прихватив из лежащей на столике пачки сигарету, прошел по спящему вагону в запертый тамбур.

Там чиркнул спичкой, закурил и, глядя в дверное окно, стал наблюдать ночную жизнь вокзала.

По ярко освещенному перрону, взад и вперед сновали пассажиры с чемоданами, грузчики катили тележки с багажом, вокзальный репродуктор женским голосом гнусаво сообщал, «на первый путь прибывает скорый поезд Москва-Харьков».

Я вздохнул (теперь эта другая жизнь) дососал сигарету и сунул бычок в висевшую на поручне, жестяную банку.

Утром мы проснулись в России. Здесь уже кое-где белел первый снег, лужи затянул ледок, в вагонах похолодало.

Мне же, на третьей полке было, как говорят, вполне. Белая труба вверху оказалась отопительной, и неплохо грела.

Далее последовал Брянск, где в эшелон посадили десятков пять южных парней. Одни по виду были кавказцами, а другие азиатами. Все одеты не по сезону. На кавказцах тонкие болоньевые плащи, остальные в тюбетейках и длинных полосатых халатах. Все скрюченные и дрожащие.

– Видать давно едут, – сказал любопытный Степан. – Надо будет сходить, пообщаться.

– И на кой они тебе? – покосился на него Вовка.

– Сменяю свою кепку на тюбетейку. Для смеху.

Практически на всех крупных станциях, где воинский эшелон останавливался, на перроне тут же появлялись торговцы водкой.

Они продавали ее «из-под полы», за двойную, а порой и тройную цену. Все окна были наглухо закрыты, кроме тех, что были в туалетах. Их вместе с дверьми, нашедшиеся умельцы умудрялись открывать и по тихому «отовариваться».

Не оставались в стороне и мы, покупая одну-две бутылки. Тем более, что деньги у всех имелись. Зарабатывали прилично.

Потом в одном из вагонов несколько рекрутов здорово наклюкались и пытались учинить дебош. Жестоко подавленный старшинами.

В поезде тут же провели шмон*, нашли припрятанное спиртное и изъяли, а виновных оправили драить туалеты. Чтобы блестели, как у кота яйца.

С этого дня режим был усилен: как только подъезжали к очередной станции, моряки, натянув бушлаты с бескозырками, выпрыгивали наружу и прогуливались вдоль состава, высматривая спекулянтов горячительным.

Одного такого, самого настырного, они поймали на горячем. Тот пытался сбыть товар открывшему тамбур проводнику.

В результате сумку с водкой у торгаша отняли, и все находившиеся там бутылки капитан-лейтенант лично разбил вдрызг о рельсы.

Процесс мы с интересом наблюдали из окон, он был явно воспитательным.

За время пути, наша группа близко сошлась со старшиной, который продолжал заходить в купе и слушать мои песни. Гитару на время уступил владелец.