Владимир Пыков - Командир пяти кораблей северного флота

В связи с тем, что Хрущев сокращал Вооруженные силы на 1 млн. 200 тысяч человек было принято решение эс- минц «Сведущий» законсервировать (потом, правда, отмененное) и меня назначили строящийся в Калининграде противолодочный корабль. Впоследствии эти корабли были переклассифицированы в сторожевые. Должность моя называлась командир БЧ-2-3 и насчитывала довольно большое количество личного состава. В артиллерийской боевой части было 12 человек (с приписными -30), в минно торпедной (противолодочной) – 11 (с приписными -26). Для лейтенанта это многовато. И если противолодочное оружие я знал хорошо, то об артиллерийском имел довольно смутное представление, а точнее – вообще его не имел. Спаренные автоматические в двух башнях 76-мм установки только начали поступать на вооружение кораблей ВМФ. Все старшины и матросы прошли обучение и стажировку на заводе-изготовителе и свою технику знали не в пример мне. Энергично взявшись за изучение артустановок и боезапаса, я довольно быстро достиг необходи-

мой квалификации.

Знакомство с экипажем (в основном с офицерами и сверхсрочниками) началось для меня своеобразно. Я сразу попал на партийное собрание, где разбиралось «дело» начальника медслужбы фельдшера – капитана. «Дело» заключалось в следующем. Возвращаясь, домой под сильным градусом, он перепутал дома, зашел в чужую квартиру (хозяйка готовила на кухне) и в грязных ботинках

улегся на парадно застеленную кровать. Когда его обнаружила хозяйка, он спал настолько крепко, что разбудить его она не смогла и вызвала милицию, а милиция комендатуру. Командир корабля оказался колоритной и своеобразной личностью. Был он чистокровным евреем, но ни от кого это не скрывал и не комплексовал по этому поводу (а те времена этому способствовали). Обладал довольно сильным характером и ясным умом (в трезвом состоянии). Все недостатки у него были чисто русские, да и вел он себя по русски, особо не задумываясь об этом. Главный его недостаток – лень, она намного снижала его потенциальные возможности. Выпивал он тоже вполне по-русски, и по количеству принятого на грудь и по частоте этих принятий. Левин обладал приличным чувством юмора, причем оно появлялось даже тогда, когда он шутить не собирался. При- мер: совещание офицеров, кто-то что-то сделал вразрез инструкции. К виновнику: «Ишь, каждый сам себе Бетховен!

Выговор!».

Мне так и не удалось выяснить, какие понятия он имел о Бетховене, хотя в дальнейшем я стал его помощником (командира, не Бетховена). Иногда Левин возвращался из города на корабль и ближе к полуночи в заметном подпитии, садился в каюте и требовал, чтобы прибывающие из увольнения в город матросы и старшины срочной службы докладывали о прибытии и замечаниях (если они есть) ему. Если ему казалось (на его нетрезвый взгляд), что прибывший в подпитии, он брал его увольнительную и на обратной стороне рисовал звездочки, количество которых, по его мнению, соответствовало степени подпития. А на утро разбирался с этими звездами. Естественно нередки, бывали казусы. Так боцман, который с рождения не выпил ни одной рюмки, был «награжден» командиром тремя звездами. Возмущенный такой несправедливостью он написал жалобу на командира его начальнику – командиру дивизии. В жалобе он указал, что звезды ему поставлены несправедливо, а сам командир находился под четырьмя звездами (последнее было справедливо). Сбитый с толку «звездной» жалобой, командир дивизиона (человек умный и мягкий) пришел разбираться на корабль. Разобравшись, долго смеялся, факт наличия звезд у Левина уточнять не стал, но Левин это занятие бросил. Нет не пить бросил, прекратил принимать увольняемых в нетрезвом виде.

Помощником командира был капитан-лейтенант Елисеенко. Огромный (110 кг. бывший боксер-тяжеловес) с удивительно голубыми глазами. Был он крайне добрым, но и крайне вспыльчивым. Откровенность его поражала, наивность тоже. Умом и эрудицией не блистал, был тугодумом, реакция замедленная. В общем, профессию он выбрал себе неудачно. Благодаря его незлобивости относились мы к нему хорошо, снисходительно. Особенно он не любил работать с документами, заполнять их. Для этого ему нужно было предельно сосредотачиваться, хотя для других эта работа была пустяковой рутиной. Однажды младший механик лейтенант Жуков пытался обратиться по какому-то поводу к помощнику командира, когда тот заполнял журнал боевой подготовки. При этом он немного мычал. Жуков: «Товарищ капитан-лейтенант, разрешите обратиться!» Помощник делает отмашку левой рукой, (мол, отвали) продолжая писать правой и мычать. Жуков упорствовал, и отваливать не хотел. После трех-четырех обращений Жукова, помощник со злобой швырнул ручку, встал, схватил Жукова за грудки и теперь уже швырнул так, что тот вылетел из каюты, где сидел я. Кстати, Жуков там в ней проживал. Чуть придя в себя, он сел писать жалобу на помощника командира, где среди прочего показал, что сначала Елисеенко его швырнул на койку, но потом передумал и вышвырнул из каюты.