Владимир Фил - Путь к Океану

Всю, почти месячную стоянку, я приходил к ней каждый вечер, и всё дальше уходил от неё. Вернуться и остаться или увезти её с собой было бы ужасной ошибкой, убийством памяти о том, что мы пережили в новогоднюю ночь. К счастью, мы были людьми иного сорта и знали, что больше никогда не увидимся в этой жизни. Чтобы как-то заглушить боль (мы всё-таки были людьми, а не Богами), строили планы, что пароход ещё зайдёт в Светлый или ближайшие порты, откуда я вызову её радиограммой.

— Я не приду махать платочком с причала, ты выше этого, — сказала она в последнюю ночь.

Сматывая обледеневшие концы, я тщетно искал глазами одинокую стройную фигурку на берегу, но до самого выхода в Балтику чувствовал на себе её взгляд. Через два месяца, набив морду молодому и борзому кэпу я был списан подчистую на берег. Больше мы не встречались, но сколько бы ни было у меня после этого женщин, эта стала единственной, потому что без продолжения этот эпизод превратился в вечность.

Декс надолго замолчал, допивая выдохшееся пиво. «А продолжения не будет, и мы расстанемся вот-вот…», — звучал голос Новикова, а в моей голове все звенья складывались в одну цепочку. На сколько же мал и тесен этот мир! Я вспоминал, как в новогоднюю ночь через три года после событий, описанных Дексом, сидел на ступеньках «Бриза», пьяный в дерьмо, и стонал, проклиная бывшую суку-жену, которая занозой сидела в сердце. И высказал, как выблевал всю свою боль первой попавшейся женщине, вышедшей покурить. «Перестаньте, вы выше этого», — сказала она, отпаивая меня чаем в закрытом уже кабаке, где работала официанткой. Я часто бывал в этом ресторане, и мы подружились. Странно, но после моих пьяных откровений я видел в ней именно умного доброго друга, хотя многие не отказались бы затащить её в постель. Когда я был без обычной своры плядей и не особо пьян, она подсаживалась поговорить. И однажды рассказала о встрече с единственным мужчиной, который навсегда остался у неё в сердце.

Женщину звали Жанна. Врачи, поставившие диагноз «бесплодие», только руками развели, когда она родила в конце августа 199. года здорового карапуза, зарегистрированного под необычным именем Дексон. Многие удивлялись, но только не она. Карапуз называет папой доброго мужчину, заботящегося о нём и его матери. А Декс. Ему я ничего не скажу — Декс, Жанна — они люди иного сорта, превратившие свой миг в бесконечность.

Откинулись мы с Красной Армии, пробухали с годик в родном городе и вкурили, что добром это не кончится, да ещё и посадка замаячила на горизонте, совсем не мягкая. Стали совет держать, как дальше жить.

— А пошли в речфлот устроимся, шконка и жратва обеспечена, на работу ходить не надо — живёшь на ней, какая-никакая дисциплина, бухать так не дадут, тормознёмся хоть, отойдём малёха, не забыл чать, как в Атлантике рулил? — предлагаю я Дексу.

— Ну, за кордон нас сейчас хрена выпустят, характеристик-то со службы нет (да и кто их дал бы, для суда если только), а вот на речку, я слышал, даже бывших зэков берут. Годик пошлёндаем, а там поглядим.

Сказано — сделано. Устроились без проблем, направили нас сразу на Нефтерудовоз-Х, стоящий в ремонте в затоне в ожидании открытия навигации. Первое знакомство состоялось со вторым механиком. Вылезает из машинного люка чумазая морда с эмалированным ведром:

— О. ик. пополнение, что ли?

— Ну, типа того.

Суёт ведро:

— Сходите, пока чистые.

— А где тут колонка?

— Какая накуй колонка, вон ларёк с пивом разливным!

Сколько рейсов к ларьку мы сделали за месяц ремонта, одному Богу известно. Кэп с Чифом (старпомом) редко появлялись — им в ремонте делать абсолютно нечего, а Дед (стармех) мастерил в полубаке шкафчики для гаража, забив на всё. Увидит человека с ведром:

— Что, ребята, водичка кончилась? (ведро было с крышкой).

— Ага, Анатолич, в машине жарко, пьём много.

— Ну-ну.

А дело всё было в том, что после работы употреблялись напитки покруче. Мы с Дексом начинали с пивной и заканчивали кабаком глубокой ночью, остальные жрали самопал на пароходе. Так что пивко с утра очинно на пользу работе шло.