Odisseos - Плавать по морю необходимо

Фрунзенки выставляли проигрыватели на подоконники своих комнат, выходящие окнами на третий и четвертый корпуса экипажа, и крутили песни про неземную любовь, сопровождая психическую атаку гастрономической, благоухая из окон запахом жареной картошки, сопровождаемым нарочито веселым смехом. Какой курсант устоит вечером перед запахом жареной картошки! Но находились и такие. Ваш покорный слуга, например. Я жил в первом корпусе, туда запах не долетал.

Были, разумеется, коллеги, ухитрившиеся жениться и на первом, втором курсах. Женились и на пятом, шестом, по появляющимся у каждого личным объективным причинам. Кто-то находил одесситку с квадратными метрами и сочетал себя узами за прописку, чтоб не ехать по распределению на Камчатку и Сахалин. Кто-то банально забывал купить презерватив или, забывая про плохую курсантскую примету, в ночь свидания клал трусы под подушку и был вскорости поставлен перед фактом, наличия массы сердитых родственников. Следом за родственниками могла появиться персональная характеристика, влияющая на сохранение заграничной визы после выпуска.

Сорок с лишним лет назад вопросы планирования семьи как сейчас не обсуждались и возможностей влиять на это планирование было гораздо меньше, ну и не было по утрам культмедпросвета от Елены Малышевой. Лично знаком с бывшей студенткой Одесского Медицинского Института, узнавшей откуда берутся дети только на первом курсе своего вуза.

В общем, как-то поддался на это всеобщее любострастие и я, нет не собираясь жениться, но в голову явилась крамольная мысль «а не перевестись-ли мне поближе к дому, в Макаровку». В моем модном, провинциальном городке была у меня дама сердца, хорошая девушка и мысли о женитьбе проскакивали иногда в голове. Но слова отца, старого моряка – «закончи училище, потом женись, хоть на козе» – помнил свято и наказ нарушать не собирался.

Однако любовь зла и иногда толкает на безумные поступки. Вот и я, полетел домой в зимний отпуск через Ленинград, с заходом в Макаровку. Про нее подробностей я не знал, знал только, что находится она на Васильевском острову. Оставил чемодан на Балтийском вокзале (мой поезд отправлялся ночью) и под землей отправился на Васильевский, поговорить. Днем, в метро, курсантов не встретил, что меня как-то насторожило. Был наслышан про строгую дисциплину в училище и правящего там бал начальника ОРСО, некоего военмора Сухорукова, гонявшего курсантов, до 5 курса включительно, строями на занятия и чуть-ли не вальсируя в столовую.

Помогли простые Ленинградские граждане, показали на какой трамвай сесть и на какой Линии выйти. Доехал. Распознал забор, КПП, увидел вбегающих и выбегающих курсантов. Пошел на КПП, чтобы выяснить, правильно-ли я приехал и где сидит начальство, с которым можно поговорить. Подхожу. Из КПП выскакивает дежурный по КПП, курсант 4 курса, и громко мне шипит:

– Слышь, мужик, ты сойди с крыльца, отойди в сторонку.

– Мне только спросить!

– Мужик отойди, а то меня с наряда снимут. Вон идет дежурный офицер! Постой в сторонке, уйдет, тогда подходи.

Отошел, подождал. Ушел дежурный офицер, вышел на крыльцо дежурный по КПП курсант. Но на порог меня не пустил, разговаривали у крыльца. Что, спрашиваю, тут у вас такое, что за режимный объект? Не объект отвечает, тут механики живут и тут их учебные корпуса. А начальство все сидит на Косой линии, но тебя туда тоже не пустят, ты одет не по форме. Спрашиваю, как по форме? И получаю ответ – что называется наповал:

– Посмотри на себя, у тебя на шинели даже ремня нет!

Желание переводиться померкло, посмотрел на себя. Ну да! По последней Одесской моде, кавалеристская шинель, как у Дзержинского, до земли, ремень поверх мы одевали только в наряд, изящно выгнутая фуражка с лакированным «итальянским» козырьком, белый шелковый шарф, шитые из галуна, блестящие нашивки по 2 сантиметра шириной, латунные блестящие буквы ОВИМУ, (производство портного Яши, сидевшего в подвале третьего корпуса экипажа, перешивавшего форму всему училищу), «настояший» клёш и ботинки на платформе. Что твой дембель на вокзале. Это сейчас смешно, а тогда – мода! И прямое посягательство на мою свободу. И строем в столовую ходить. И моря теплого нет.

Пока дошел до трамвая желание перевестись угасло. Совсем пропало, когда ко мне подскочил патруль из трех курсантов, с пятикурсником во главе. Прямо на трамвайной остановке потребовал от меня отчета. Только моя угроза прямого физического воздействия, сопровождаемая словесно, остановила ревнителей порядка. Позже, уже работая, имея в экипаже коллег – штурманов, моего или плюс-минус года выпуска, узнал, что за каждого «разоблаченного» нарушителя, патруль получал награду от Сухорукова, а нарушитель карался по всей строгости. По-моему, это свинство, закладывать своих.