–Вы ее просто не знаете,– возразил Рубинов. При ее присутствии наше путешествие я не считаю слишком опасным.
– Похвально господин капитан, похвально слышать от Вас такие слова, пропитанные не только чувством долга к отчизне, ранее высказанные из Ваших уст, но и сию минуту в отношении Вашей прелестной дамы. Ну что же мы стали? Тут поблизости есть подходящее местечко, не плохое спешу вас заверить, где мы могли бы открыть бутылочку французского вина, выпить по чашечке английского чаю и выполнить необходимые формальности в документах перед отправкой судна.
– Не лучше было бы это сделать на шхуне, когда все будет для отправки готово?! – возразила Евгения Александровна.
– Я бы возможно внесла и свою, пусть незаметную лепту в подготовке к нашему отплытию.
–Но если дама настаивает?
–Нет, нет Гурэн Прокофьевич. Сделаем так, как согласовали с Вами заранее, это займет не так много времени, уверяю Вас Женя, – высказывает свое мнение Рубинов.
В трактире свет проникает от улицы через большие окна, выложенные внутри частыми переборками. Вокруг, за столиками, идет оживленная беседа, преимущественно мужчин. Мимо пробегают с подносами официанты. Вообще, народ то заходит, то выходит, куда-то снует, спешит. В углу жалобно заиграла скрипка. Слышится у стойки звон битой посуды.
Но сейчас никакие мелочи и повседневная суета не могут отвлекать этих людей от необходимых формальностей. Среди них неподдельное волнение, хотя если смотреть со стороны, – у уединившихся трех человек вид довольно таки бравый. Гурэном Прокофьичем произнесен тост за успех предприятия, после чего на скатерти шелестят бумаги.
Женя не мешает и отошла с папиросой на небольшую террасу. Внизу суетятся люди, булочники разносят сдобу.
Бегают горластые мальчишки газетчики, выкрикивают новости. Один из них об отправлении этой ночью шхуны «Екатерины Великой». Народ живо интересуются новостями и газеты довольно быстро расходятся.
За спиной Евгении слышится голос Петра Григорьевича, несколько громче, чем он говорил до этого:
–Я от Вас ничего вразумительного не услышал о собаках.
–Да, есть маленькие запятые в нашем предстоящем деле. Но прошу заранее не беспокоить себя излишне. К приходу Вашему в Муром все станет на свои места.
–Я требую определенных гарантий!
– Спешу Вас вразумить. У Вас нет выхода. Если Вы этой ночью не отправитесь в дорогу, уже завтра все может в корне измениться.
– Должен Вам сказать, что в Ваших высказываниях я прослеживаю какую- то угрозу, если хотите шантаж.
–Не берите господин капитан на себя слишком много. Мы для Вас и так слишком постарались. Прошу прощения, но я должен уже удалиться. Евгения Александровна, разрешите Вам пожелать в пути счастья, счастья и непременно удачи. Вам же Петр Григорьевич, чтобы все сложилось, как нельзя лучше и Вы достигли без особых препятствий своей цели.
–Прощайте!
После ухода чиновника Евгения Александровна подошла к Рубинову.
–Петр Григорьевич, что значат эти недомолвки? Так недавно я слышала от Вас, что ни каких открытых вопросов о подготовке шхуны к плаванию не оставалось.
– Я от своих слов не отказываюсь, но с собаками может произойти самое непредвиденное. Получены сведения, что породистых выносливых лаек не хватает и до нашего прихода в Муром обещали все уладить.
– Петя, я Вас прошу. Мы с Вами молоды. У нас впереди целая жизнь. Вы можете отказаться от плавания, –Женя немного подумала, помолчав, и продолжала:
– или, по крайней мере, если не пожелаете сделать оное, то попытаться пройти по намеченному пути до разумной точки, на которой, в случае опасности, еще можно было бы принять волевое решение вернуться обратно, тем самым сохранив себя и экипаж и не давая повода для самых нежелательных толков публики.
Я не знаю, что сказать, что можно советовать мне, женщине, далекой от искусства мореплавания среди суровых условий. Вы сейчас ничего не говорите. Можете меня считать трусливой и не разумной. Что угодно. Но так будет лучше. Лучше для нас обоих. У Вас есть еще немного времени подумать и все взвесить.
– Я офицер Евгения. Передо мной поставлена задача. Она трудна, но выполнима. То, что наш поход будет нелегким команде известно. Мы готовы вынести все испытания судьбы, чтобы оправдать доверие, оказанное нам. Отказываться от задуманного, от намеченного слишком поздно. Если же я испугаюсь первых трудностей и буду волен подчиниться Вашим словам, то потом, когда пройдет время, Вы меня сами же станете если не призирать, то в глубине своей души считать за нерешительного и слабого человека. При всем моем уважении, при том, что я питаю к Вам особые чувства, я не могу с Вами согласиться.
Читать дальше