Михаил Молчанов - Поход в неизвестность

Счастье мое! Неужели ты готова идти до конца со мной? Тебя не остановили мои отговоры и твоих близких, и ты решилась, ты рискнула своей жизнью, своей красотой, отдавая всю себя неизвестности. Нас сохранят небесные силы во имя нашей любви. Я бы мог тебя не взять, но… Но ты мне нужна, нужна, как никогда! Во имя тебя я выполню свой долг, решу, преодолею все барьеры, все невзгоды и трудности, сохраню и людей, и судно. Без тебя же я буду одинок, подобно полевому цветку без дождя и исчезну из твоей жизни, как и эта яркая надо мной звезда на рассвете.

Капитан еще много думал. Вспоминал учебу в морском училище, радостные глаза его матери, крепкие рукопожатия отца при поступлении, потом при окончании.

– Мой мальчик, – говорил он, – с тебя выйдет хороший офицер. Ты не подведешь родного отца. Я знаю, мы с матерью всегда будем тобой гордиться.

И после учебы он уже получал опыт, исполняя свои обязанности на корабле эсминце «ИВАН ГРОЗНЫЙ». Одновременно с этим шло повышение по службе. Друзья предлагали сойти на берег и продолжить нести службу при дворе. Но Петр Григорьевич уже не мог променять то ли спокойное, то ли штормящее море на уют в теплых залах, на привилегии и комфорт, на однообразность серых будней. После же ему предстояло ходить в поход уже на другом судне, довольно крепком, отстроенном в Норвегии, которое первоначально предназначалось для промысла китов и добычи рыбы. Но вот теперь ему предстоит отправиться на нем же на восток, к Тихому океану, проложив тем самым новую дорогу по северному пути для судоходства.

Наверху, на палубе, раздался звон гонга на подъем команды. Петр Григорьевич накинул привычным движением китель. Тревожила все левая рука на протяжении последних двух месяцев. Тогда, в сильный шторм, его буквально снесло с палубы и только по счастливой случайности не смыло за борт.

В каюту постучал дежурный матрос:

– Господин капитан! Куда прикажите завтрак?

– Благодарю. Я поднимусь в кают-компанию.

Часы показывали пять утра. Наверху, у капитанского мостика, несет службу Илья. Море стало сильно раскачивать посудину и от поднявшегося холодного ветра тот сильно продрог.

–Идите боцман, примите завтрак. Я Вас подменю.

–Слушаю!

Петр Григорьевич достал походный бинокль . Протер стекла. Город начинал оживать. У пристани суетились грузчики, подъезжали телеги, немного дальше, у набережной, стали появляться первые пролетки. От берега замелькал прожектор, подавая условные сигналы на подход к пристани. Раздался протяжный надрывной гудок и нехотя, разворачивая нос к берегу, «Екатерина Великая» стала приближаться к пристани.

Команда, за исключением механика из моторного отсека и двух матросов, занятых управлением судна, уже построилась на палубе.

Не все из них уходили в затяжное дальнее плавание, а только те, кто решил себя отдать предстоящему путешествию добровольно. Судовой врач стоял в стороне. О своем намерении остаться он сообщил капитану заблаговременно, но это все равно был слишком маленький промежуток времени, чтобы найти грамотного специалиста, согласного на столь опасное предприятие. Деревянный широкий трап, наконец, коснулся берега. Канатные концы надежно зашвартованы и экипаж покидает судно. Кто-то на небольшой отдых в течение тридцати минут, а кто-то навсегда. К капитану подходит судовой врач.

– Прошу не то, чтобы простить, а по крайней мере сделать для меня снисхождение за мой уход. Мне думается, что с моим настроением я бы пользы, как таковой вам бы и не смог принести. Спешу выразить Вам свою искреннюю благодарность за Вашу заботу.

– Не стоит Вам утруждать себя благодарностями Вавилон Давыдович. Решение Вами принято и обратной дороги нет. Сложно осознавать, что нам с Вами стало не по пути. Изрядное время наша шхуна без Вас, без Ваших рук будет выглядеть одиноко. Но на все свое время и божья воля. Для исполнения Вашей должности, возможно, появится другой человек, а Вас, Вавилон Давыдович, мы всегда будем вспоминать теплыми словами. И я могу Вам здесь, на берегу, пожелать только счастья.

– Признаюсь, думал от Вас ждать не многословия. Себя я чувствую сейчас одиноко, вроде мальчишки, сделавшего большущую глупость, может быть, к примеру, разбившего огромную, всеми любимую семейную вазу. Я пытался ее собрать, но не смог. И, наверное, сколько буду жить, столько жалеть о том, что не согласился остаться с Вами. На берегу меня никто не ждет и я с радостью решился бы следовать с Вами, но внутри меня что-то очень сильно мешает принять волевое решение, решение для меня не простое, не из легких, смею Вам высказаться, и сегодня ночью я понял, что этого уже не смогу сделать. Советовать, рекомендовать вместо себя кого другого не хочу. Не хочу менять судьбу людей. Пусть за нас все решает провидение.