Пожилая миссис не знала одного: в глубине души Кэтрин Роуз осталась все тем же неистовым маленьким демоном, стремительным и непокорным. И только один человек на свете принимал и любил ее именно такой…
– Воспитывая, мать поощряла в нас с сестрами только то, что считала правильным, остальное ее раздражало. – Кейт обхватила руками колени. – Мы учились рисованию, пению, танцам, вышивали, играли на фортепиано. Она старалась привить нам свой собственный вкус в одежде, тщательно подбирала книги для чтения – чаще всего сентиментальные романы, одобряла взгляды и суждения, принятые в обществе, и радовалась, когда ее дочери одна за другой удачно выходили замуж. Отец давал каждой по десять тысяч фунтов приданого, поэтому у моих сестер не было недостатка в женихах. – Она помолчала. – Для меня же его приданое было особенным. Деньги – само собой, но было и другое, не менее ценное…
Хорошее образование – вот что стремился дать ей отец. По его словам, вся разница в воспитании юных джентльменов и леди заключалась лишь в том, что первым было доступно больше знаний, свобод и прав. Благодаря полковнику Кейт в раннем детстве удалось вкусить полной свободы – и она навсегда запомнила этот пьянящий вкус. Но, даже отказавшись от нелепой затеи обращаться с дочерью как с сыном, сэр Джеймс решительно двинулся дальше и сосредоточился на всестороннем развитии Кэтрин, жалея лишь об одном: что не сможет дать ей те права и свободы, которые общество предоставляет джентльмену.
За свою долгую жизнь он собрал прекрасную библиотеку, дополнив ту, что досталась в наследство ему самому. В ней каждый вечер и проходили занятия, больше похожие на занимательные беседы. Сэр Джеймс любил рассказывать, а Кейт – слушать, и порой они до глубокой ночи изучали географию по старым потертым картам и воспоминаниям полковника о войне с французами в Индии, заодно повторяя неприятельскую грамматику и ведя арифметический подсчет потерям с той и с другой стороны, а за дверью переминалась несчастная гувернантка, не смевшая войти и прервать урок, но при этом боявшаяся, что миссис Маккейн отругает ее, если Кэтрин опять не ляжет спать вовремя… Часто отец читал дочери книги, позже она начала читать сама и на занятиях они обсуждали прочитанное. Полковник стремился не столько загрузить ее голову разнообразными знаниями или чужими мнениями, сколько развить в ней острый, пытливый ум, способный делать выводы и создавать собственные суждения. Он не ограничивал образовательные возможности Кейт рамками предрассудков: именно поэтому в возрасте пятнадцати лет она прочла несколько книг Мэри Эстелл 7 7 Писательница, защитница образовательных прав для женщин, заслужившая звание «первой английской феминистки».
и леди Уортли-Монтегю 8 8 Английская писательница, путешественница. Известна своими «Турецкими письмами» – первым произведением светской женщины о мусульманском Востоке.
– смелые идеи первой и сильный характер второй произвели на девушку неизгладимое впечатление, а книги стали предметом долгих дискуссий не только с отцом, но и с другими джентльменами на светских приемах, куда Кэтрин вскоре начали вывозить. Она пыталась обсуждать правильное отношение к браку и с юными мисс, но те сочли ее слова слишком сложными для понимания и негласно, между собой объявили младшую мисс Маккейн сумасбродкой…
– Не вижу ничего плохого в женском образовании, – пожала плечами Марион. – Нигде в Библии не сказано, что Господь создал мужчин умными, а женщин – глупыми. К примеру, то, что задумали те два матроса, можно назвать непростительной глупостью. А вы, мисс, я верю, проявите благоразумие и…
– Перестану появляться на людях в траурном платье? – грустно улыбнулась Кейт. И вздохнула: – Увы, это изменит меня только внешне. О болезни отца стало известно два года назад; как истинный солдат, он сражался до последнего, но… все это время я жила, как в кошмарном сне, предчувствуя неизбежную разлуку. Я еще не носила черное, но в душе уже было черным-черно. – Она задумалась. – Правда, когда это наконец произошло, мне было проще: я успела смириться с потерей. Гораздо страшнее, когда любимые люди уходят внезапно и ты не успеваешь даже проститься.
– Наверное, мисс, – отозвалась Марион. – Я не знаю… моя матушка тоже болела несколько месяцев.
Они помолчали. Кейт протянула руку, нашла пальцы Марион, переплела их со своими. После откровенного разговора ей и правда стало намного легче, словно на сдавившем ее, не дающем дышать корсете вдруг распустили туго затянутые шнуры.
Читать дальше