Сергей Иванов - Морские рассказы

Капитан принял тяжелое решение и развернул судно на обратный курс. По бортам, на крыльях мостика, стояли матросы с биноклями и вглядывались в море: не блеснёт ли лысая макушка электромеханика над волной. С наступлением сумерек поиски не прекратились: врубили судовые прожекторы и стали запускать осветительные ракеты.

«Если к утру электрика не найдём, то после завтрака сообщим о пропаже в пароходство, – объявил своё решение капитан и добавил, – всё равно ему больше суток за бортом не продержаться».

Настроение у экипажа было «ниже плинтуса» и все ходили пасмурные.

А утром Стасик пришёл на завтрак как ни в чем не бывало. Сказать, что его появление вызвало шок: это значит ничего не сказать. Все, находившиеся в кают-компании, впали в ступор. Буфетчица, славившаяся свое говорливостью, впервые за полгода замолкла на полуслове, широко распахнув глаза и рот.

Первым пришел в себя капитан. Он, с громким криком «Ааааа!», выскочил из-за стола и убежал на мостик. Через минуту пароход, накренившись на борт, лег в крутую циркуляцию, возвращаясь на прежний курс.

– Ты где, мазута трюмная, был? – спросил старпом, наматывая ремень на кулак пряжкой наружу.

– В кабине судового крана, – икнув, испуганно ответил Стасик.

– Что ты там, обморок ходячий, делал? – продолжил допрос старший механик, нервно вертя в руках нож для стейка.

И Стасик раскололся: в кабине носового крана он спрятал ящик с водкой, который хотел контрабандным порядком продать знакомому санитару из шведского госпиталя. Но ещё в порту отхода у начинающего контрабандиста случилась паника в виду возможного разоблачения и он передумал нарушать законы Шведского королевства. Стасик решил выкинуть улики за борт, но не все, а только те, какие не успеет выпить до прихода в Мальме. В первый же день он употребил зараз полторы бутылки водки без закуски и, потеряв чувствительность, провалялся в отключке почти сутки.

Старший механик зло посмотрел на боцмана и спросил:

– Чего на кран-то не залезли?

– Кто ж знал?! – оправдывался боцман. – Нельзя же упасть вверх!

– Оставшиеся бутылки успел выкинуть? – поинтересовался старпом, проверяя плотность прилегания намотанного ремня к кулаку.

– Нет, – качнул головой Стасик, – и что теперь? Бить будете?

– Водку артельщику сдашь. Он её на приход под пломбу в артелку уберёт, – приказал старпом и продолжил, – а сам потом в спортзал загляни, я там с тобой боксом позанимаюсь. Индивидуально.

Это был очень усталый корабль. Его мачты, грузовые стрелы и сам корпус, казалась, говорили: «Я стар! Зачем меня продолжают мучать и заставляют ползать из одного порта в другой?!»

В самом корабле, несмотря на последствия от многочисленных ремонтов и модернизаций, все ещё можно было угадать изначальный силуэт легендарного «Либерти» – самого массового транспорта времен Второй мировой войны. В свое время американские судоверфи наделали этих пароходов невероятное количество, доведя суммарный выпуск всех типов таких судов до трех единиц в сутки уже к середине войны. Качество поспешно изготовленных кораблей было отвратительным, особенно в ранних сериях.

По сути своей, пароход типа «Либерти», официально рассчитанный на пять лет эксплуатации, был одноразовым и окупал свою постройку уже в первый рейс через Атлантику, доставив свой «ленд-лизовский» груз из Америки в Европу. Тем более удивительно было встретить подобный исторический экземпляр в захолустном карибском порту на самом излете двадцатого века.

Под стать своему пароходу был и его капитан-механик: дочерна загоревший тощий мужик раннего пенсионного возраста в шортах, сувенирной капитанской фуражке и шлепанцах на «босу ногу». Он представился Виктором и рассказал нам свою историю.

В далеком восемьдесят каком-то году Витя трудился механиком на этом, советском еще, судне. Начинавшийся в России капитализм подхватил старый пароход и бросил его вместе с командой в руки новому судовладельцу из Греции. Постепенно экипаж на пароходе менялся, становясь все более и более интернациональным. Виктора же, как единственного оставшегося специалиста, досконально знавшего устройство раритетного судна, новый хозяин ни за что не хотел отпускать.

Как только последний оставшийся русский моряк порывался списаться на берег, ему тут же увеличивали оклад вдвое, и он оставался на пароходе еще на полгода. Судно меняло владельцев, страны регистрации и порты приписки, но не механика. В какой-то момент Витя осознал, что Ленинград уже давно стал Санкт-Петербургом, а дома его никто не ждёт. Жена заочно с ним развелась, дочь выросла и выскочила замуж за итальянца.